Член у меня встает, несмотря на то что впервые в жизни я этого не хочу. Я пытаюсь думать о таблице умножения, каких-то средних показателях. Она продолжает массаж, растирая мышцы шеи сильными пальцами. Я хочу раствориться.
Пальцы ее подходят к вискам. Я закрываю глаза, вдыхая и выдыхая в такт этим движениям. Наконец тело расслабляется, желание обладать ею слабеет, но тут ее рука еле-еле дотрагивается до моей шеи, несомненно лаская меня. Я едва сдерживаю стон.
О Господи! Это она хочет меня. Патриция была права, как и все женщины, она некоторые вещи нутром чует.
Сняв ее руку с шеи, я сжимаю ее, встаю и поворачиваюсь к ней. Вот наконец все и прояснилось. Грядет самое грандиозное совокупление всех времен и народов — что-что, а это я знаю наверняка.
— Я до смерти хочу спать с тобой, Мэри-Лу. — «До смерти» — самое уместное здесь выражение, но не в том смысле, в каком она его понимает.
Мэри-Лу улыбается, будто девчонка, радостно и облегченно.
— О Боже! А я боялась, что веду себя как дура, но ничего не могла с собой поделать, вот и…
Теперь я понимаю, что подразумевают, когда говорят, что ноги стали ватными. Еще немного, и я рухну в обморок. Подумать только: все это время я втайне сходил по ней с ума, а она, оказывается, тоже!
— Но я не могу. Во всяком случае, не сейчас.
Она смотрит на меня вопросительно.
— Мы не можем. — Я делаюсь скованным, двух слов, и тех толком не могу связать. — Мы с тобой работаем по восемнадцать часов в сутки, — тороплюсь я сказать ей все, прежде чем окончательно ослабею, — и, если станем любовниками, от этого пострадает дело. Стоит мне провести ночь с тобой, и на мне можно ставить крест, я втюрюсь в тебя по уши, как школьник. Это будет непрофессионально, Мэри-Лу.
Что за дурацкая шутка, черт побери! Раньше же мне было на это наплевать. Век живи — вен учись.
Она смотрит на меня так, будто я с луны свалился.
— С чего ты взял? Да это сплошь да рядом творится.
— Правда? — Я чувствую себя, словно семиклассник.
— Ну конечно.
— Не знал, — заикаясь от волнения, отвечаю я.
— И у тебя ни разу этого не было?
— Ни разу.
— Но ты же известный… бабник.
— Может быть. Но не на работе.
— Но от этого же никуда не деться, Уилл, ты работаешь с одними и теми же людьми двадцать четыре часа в сутки и рано или поздно непременно находишь кого-нибудь, к кому неровно дышишь.
Она смотрит мне прямо в глаза, желая удостовериться, что я не вешаю ей лапшу на уши.
— Ты что, серьезно?
— Боюсь, что да.
