Цедимое меж зубов, липнущее к деснам, звучащее молитвой о какой-то стене – что есть истина?
Ее можно услышать: в окна бьется муха.
Ее можно увидеть: за окном стоит облачко, похожее на раковую опухоль.
Ее можно сказать. Например – "мост". Или – "долг". И это будет истина про отца. Слишком аккуратный в долгах, он считал своим долгом слишком многое: от ландышей на могиле матери и ландышей в душе дочери – до полного расчета за банкротство.
А если чуть по-другому – сперва глубоко в нос "ин", потом кратко и горлово "га" (упражнение для носоглотки, средство от ларингита) – это будет истина про тебя, некрупную самку тридцати двух лет, продолжающую жить продолжением жизни…
Истинно, истинно говорю вам: муха бьется в окно.
Истинно, истинно: она жужжит и мешает думать даже о ней.
Господи, мне больно. Мне ужасно, Господи! Помоги, прими, прими мой дух, ибо гадко ему во мне!
Раковое облачко чуть заметно плыло путем господним. Но Господь, как всегда, молчал, попросту не желая повторяться. Что же касается истин, то их было больше значительно.
Прежде всего, был день, очень солнечный день, с провисшим небом, растекшимся солнцем и жарой, которая стояла, как стоит вода в забитой раковине, отчего снайперы, расположенные на кухнях и переодетые в домохозяек, суетно переживали, тычась приборами в голое окно на четвертом этаже, где виднелась сумасшедшая Инга Голощекова, и двое распределили по радио левую и правую руки, спрятанные в карманах пальто. Муха на стекле – хоть и беззвучная, но увеличенная до размеров лягушки – мешала им сосредоточиться.
Неоспоримой истиной была и суббота, которая при этом являлась вторником, поскольку Великий Вторник в городе М всегда приходился на субботу или – точнее говоря (как говорил жилец) – "приурачивался к выходным".
Истинно и то, что танковая часть Дня Города – со стрельбой и фигурной ездой – была уже завершена, и под воинственные гимны вслед за танками прошел строй спортсменов-инвалидов (в городе М спортсменом мог быть только инвалид), и теперь танковый оркестр играл уже гражданский марш, написанный придворным композитором по случаю ремонта электростанций (марш назывался "Прощание с монтером"), и на площади Застрельщиков разворачивалось действо, которое именовалось гулянием жильца, то есть – праздничный стриптиз и раздача бубликов.
Еще одна аксиома, из тех, что давным-давно находилась во многих белых, рыжих и лысых головах, кишащих внизу неразваренной крупой, аксиома про то, что праздник устраивает домоуправление, которое взрывает по ночам неблагополучные дома и кварталы, поскольку просто не умеет что-либо починить, объявляя взрыв то аварией, то стихийным бедствием,– эта аксиома делала праздничную атмосферу еще более праздничной сразу по трем причинам.
