— Более насыщенной и чистой голубизны я никогда не видел. Никакой художник не смог бы передать… — Кристофер внезапно оборвал фразу. — Не важно. Я отвлёкся от темы.
— А какая у тебя тема? — любезно поинтересовалась Одри.
— То, что для меня не имеет значения, красива или нет мисс Хатауэй. Она весьма эксцентрична, впрочем, как и вся её семья, и меня не интересует никто из Хатауэйев. К тому же мне совершенно наплевать на красоту Пруденс Мерсер, меня привлекает её ум. Её прекрасный, оригинальный, глубокий ум.
— Понятно. Значит, ум Беатрис — своеобразный, а ум Пруденс — оригинальный и глубокий.
— Именно так.
Одри медленно покачала головой.
— Есть кое-что, о чём бы я хотела тебе рассказать. Хотя со временем это и так станет более очевидным. Но ты бы не поверил этому или, по меньшей мере, тебе бы не захотелось в это верить. Это одна из тех вещей, о которых человек должен догадаться сам.
— Одри, о чём, чёрт побери, ты говоришь?
Скрестив на груди тоненькие руки, его невестка мрачно разглядывала Кристофера. И всё же странная слабая улыбка тронула уголки её губ.
— Если ты настоящий джентльмен, — наконец, произнесла она, — то завтра же нанесёшь визит Беатрис и извинишься за причинённую обиду. Отправляйся вместе с Альбертом. Уж его-то она точно будет рада видеть
На следующее утро Кристофер пешком отправился в Рэмси-Хаус. Не потому, что ему действительно этого хотелось. Однако планов на день у него не имелось, и если он не желал сталкиваться с суровым взглядом матери или, что ещё хуже, молчаливым стоицизмом Одри, нужно было куда-то уйти. Тишина комнат, воспоминания, гнездившиеся в каждом уголке и в каждой тени, — это больше, чем он мог вынести.
Ему ещё предстоит спросить Одри, какими были последние дни жизни Джона… его последние слова.
Беатрис Хатауэй оказалась права, когда предположила, что он, Кристофер, до возвращения домой по-настоящему не осознавал, что Джон умер.
Кристофер в компании Альберта шёл через лес; Альберт носился туда-сюда, продираясь сквозь папоротник. Капитан пребывал в мрачном и тревожном настроении, представляя, как его встретят — или не встретят — в Рэмси-Хаусе. Без сомнения, Беатрис рассказала семье о его неджентльменском поведении. Они будут злиться на него, и совершенно справедливо. Известно, что члены семьи Хатауэй очень близки, по-настоящему сплочены и яростно защищают друг друга. Иначе и быть не могло, ведь у них два зятя-цыгана, не говоря уже о том, что самим Хатауэйям не достало ни благородной крови, ни приличного воспитания.
