Недели не прошло со дня разразившегося над всем романовским родом несчастия, а ни самого подворья, ни обитателей его нельзя было узнать.
Словно ангел разрушения повеял черными крыльями над еще недавно цветущим уголком Москвы, над «земным раем», каким представлялись москвичам хоромы романовского подворья. Все стихло, опустошилось в этом раю. Все затаилось каким-то тяжелым ожиданием.
С тех пор как взяли «за приставы» бояр Романовых и всех родственников их, в обширных хоромах близ Чудова монастыря люди жили точно к смерти приговоренные.
Ужас и смятение царили и в женском тереме.
Старая боярыня Марья Шестова, мать Ксении Ивановны, лежала, сраженная от испуга недугом. Молодая боярыня бродила, как тень, по обширным горницам, чуть живая от страха и волнения за участь любимого мужа. Княгиня Марфа Никитична Черкасская день и ночь томилась по своему князю. Обе женщины, тесно соединенные разразившимся над ними несчастием, то и дело проливали горькие слезы.
Верные челядинцы всякими правдами и неправдами узнавали о своих государях боярах, томившихся в тюрьме.
Над теми шло усиленное и быстрое следствие. Шли допросы с пристрастием. Старших братьев, если верить ходившим по Москве жутким слухам, приводили к пытке.
Это усиленно скрывала верная челядь от убитых и без того горем боярынь.
А между тем ряды этой челяди постепенно редели. Не проходило дня, чтобы не присылалась стража за тем или другим романовским холопом, несчастных уводили в застенки и под ударами батогов допрашивали их о несуществовавшей вине их господ.
Враги Романовых не теряли надежды заставить верных слуг под невыносимой пыткой оклеветать бояр, но никто из них не последовал примеру Бартенева Второго. Среди нестерпимых побоев в застенках челядинцы романовские восхваляли верность и преданность царю своих бояр. Израненные, избитые, возвращались они на подворье. Вместо них уводились другие. Не щадились старики, женщины и подростки.
Стоны и слезы доходили до женского терема и сливались со слезами боярынь. Там было еще горше и тяжелее.
Миша и Таня разрывали сердце матери расспросами, где их «любимый тятя», где дяди Михаила и Александр, почему не видать дядей князя Черкасского, Ивана да Василия Никитичей?
Женщины, как могли, отвлекали внимание детей от постигшего их несчастья.
— В дальний поход услали вашего батю, на воеводство, — изощрялась в выдумках Настя, истаявшая и исхудавшая до неузнаваемости за эти несколько дней. — И дяди поехали с ним же… Только к матушке не приставайте. И так ей тошнехонько в разлуке с тятей, да и бабушка Марья недужна, так уж помалкивайте пока што.
