Тот сделал знак.
Патриарший боярин подвел романовского холопа к аналою. Еще минута промедления…
— Бартенев! — невольно снова вырвалось из уст Александра Никитича. — Не бери греха на душу! Вспомни, Господь свидетель!
Быстрые глаза предателя впились на мгновение в лицо боярина.
Еще секунда, и страшная ложная клятва кощунственно прозвучала под сводами патриаршей комнаты…
Тяжелый вздох единовременно вырвался из груди пятерых братьев…
Гул возмущения пронесся по рядам князей Сицких, Черкасских, Шестовых, приведенных сюда вместе с боярами Романовыми на очную ставку.
Холодный пот выступил на лбу старшего Романова. Он вытянулся во весь рост, выпрямился и, подняв руку, произнес торжественно:
— Клянусь и я! За себя, за братьев, за родичей своих клянусь! И Имя Господа Бога Живого привожу в свидетели. Облыжно оклеветали нас злые вороги! Верными слугами всю жизнь были мы царям московским! И на том за всех нас приму присягу и крест поцелую святой!
И он в свою очередь шагнул к аналою. Но быстрая тень в ту же минуту встала между ним и священными реликвиями. Окольничий Годунов движением руки остановил старшего Никитича.
— Боярин Романов! — произнес он своим слащаво-приторным голосом. — Дать присягу всегда успеешь. Нет у меня сейчас государева на то указа… А указано мне тебя с братьями и родичами разделить и отвести куда следует… Не погневись на том, боярин, не по своему указу творю сие, но по великому слову государеву.
Гордо блеснули глаза Федора Никитича в ответ на слова Семена Годунова. Ни один мускул не дрогнул на его величаво-красивом лице.
Он обвел глазами братьев. Те стояли понурившись.
Они поняли этот новый указ. По навету врагов и ложной присяге подлого, подкупленного, очевидно, кем-то челядинца их обрекали тюрьме, позорным дознаниям, может быть, пытке…
Но ни испуга, ни малодушия не проявили как старший, так и младшие братья.
Только Федор Никитич глянул уничтожающим взглядом в лицо Семену Годунову, потом перевел глаза на предателя Бартенева.
— Не боишься суда Господня, смерд неверный! — произнес он значительно. — Так будь же проклят за лживый донос! А ты, боярин Годунов, веди нас куда приказано. Прости, владыко! — добавил он с полным достоинства поклоном, отданным патриарху.
И величаво, не дожидаясь приближения стражи, первый вышел в сени. За ним, гремя цепями, двинулся второй брат. Порывистый и горячий Михаил Никитич и Василий с Иваном пошли за ними. Страже и боярам оставалось только поспешить вслед.
