Иногда она его пугала. Странная она. Вот как сейчас, когда смотрит на него своим неподвижным взглядом. Глаза – ни зрачка, ни белка, две черные щели, губы бледные, как розовая бумага, пролежавшая долгое время на солнце, волосы сверкают, как антрацит. Не лицо, а стена вражеской крепости. Кто там, по ту сторону? Чему она радуется, чего ждет, о чем думает? Отдала ему всю выручку – так она поступала всегда. Только в самом начале их совместных выступлений взяла семь медных монет, чтобы вплести в косу.
Монеты здесь не круглые, а угловатые, с дыркой посередине. Очень удобно – можно носить в связке, на веревке. Да и вору удобно: если уж вытащить, то сразу десяток, не приходится тягать по одной.
Сунув выручку в кошель, Дартин двинулся знакомым путем в знакомое заведение, где он столовался и ночевал на блохастом ковре. Дин с тяжелым узлом, в котором звякали осколки, шла за ним следом. Дартин оглянулся. Девочка несла свой ковер легко, она лишь немного из гнулась под тяжестью, чтобы было удобнее. Раскаленная пыль прожигает подошвы сандалий, а она ступает себе по улице босая и тихонько улыбается своим тайным мыслям – одной Бэлит известно, что на уме у этого юного существа…
«Конечно, это не мое дело, – подумал Дартин уже в который раз, – но нельзя ведь просто взять и научиться танцевать на острых осколках. Не бывает такого ни с того ни с сего. Существуют целые школы при храмах, где обучают тайным паукам. И если кто-то превращает тайное знание, доступное лишь посвященным, в площадной фокус, то дело нечисто. Будут у меня неприятности с этой Дин. В самом лучшем случае – она бежала из подобной жреческой школы, не спросясь, и теперь зарабатывает на жизнь совершенно недозволенными способами. Боюсь, рано или поздно жрецы ее отыщут – и тогда…»:
Дартин тяжело вздохнул. Давно уже пора бросать этот город и уходить. Дальше, к востоку. Там, конечно, тоже ничего нового не ожидается. Пробовали уже. Уходили в странствия. Но надоело до смерти каждый день видеть эти серые стены, заляпанные грязью и все же ослепительные. Надоело изнемогать от жары, петь, вдыхая запах пыли и сушеного навоза.
И еще эта Дин навязалась на его голову. Не то безобидный младенец, не то ведьма – а иной раз кажется, будто и то, и другое одновременно.
Пару раз он видел ее во сне и всегда просыпался с криком. Он не мог вспомнить, что именно ему чудилось, но ощущение тоскливого ужаса оставалось и не покидало по нескольку часов после пробуждения.
