И какого человека! Любимца полка, веселого, добродушного, с чудесной выправкой, исполнительностью, рвением! И ни одна душа не протестовала! Его приговорили в назидание другим больше, нежели в наказание за проступок…
И все-таки приговорили… И все-таки погиб человек!
И виною всему ее муж, Владимир Звягин, эта мелочность и суетность, облеченная в офицерский мундир! О, как она его ненавидит за все, за все. Она его никогда не любила.
Мать сказала ей: «Иди за него. Он тебя любить, как никто не полюбить никогда». И она пошла…
Она поняла, что мужчины смотрят на нее охотнее, нежели на других девушек ее круга. Она без красоты прекрасна. В ней что-то особенное, что бьет по нервам и туманить рассудок… Она совсем, совсем не такая, как другие. Она странная. И это странность влечет к ней и влюбляет в нее многих, многих…
— У нее многообещающее лицо! — сказал один циник.
— За такую умереть можно! — подтвердил другой. Да, умереть, но не жениться. Она поняла это очень скоро и без колебаний пошла к алтарю об руку с Владимиром Звягиным, первым полюбившим ее серьезно. Она знала, что это первый и последний. Она слишком опасная жена, слишком особенная… слишком требовательная…
Она пошла за Звягина, как королева за своего подданного.
— Вы меня любите? — спросил он.
— За что? — огорошила она его ответом. Он смутился…
Тогда она взглянула на него большими гордыми глазами и сказала:
— Сумейте заставить меня полюбить вас!
Но он не сумел… несчастный. Несчастный потому, что любил ее и не мог понять ее сложной натуры.
Они зажили на вид сносно, — у себя ужасно… Всему виной были взгляды, в которых они расходились. Ирина чувствовала особенную жалость ко всей этой меньшей братии серых шинелей, серых лиц и серых умов, простых и не злобных… Она видела их унылую долю, их безответную покорность и жила в каком то трепете за них. Она была их заступницей перед начальством.
И они платили ей тем же. Сестра милосердия во время военных действий не пользовалась бы наверное такою любовью, какою пользовалась Ира.
Как они ее благотворили!
— Звягина идет, братцы, Звягина! — крикнет бывало какой-нибудь невзрачный солдатик их роты и полроты высылает на улицу и приветствует ее весело и радостно:
— Здравия желаем, барыня!
И как ей весело от этих нехитрых приветствий, как ей близки все эти некрасивые, порой даже безобразные лица! Скольких из них она избавила от наказаний, арестов, стоящих под ружьем. Идя на прогулку об руку со своим плотным, коренастым мужем, она наверное знала, что сзади них крадутся приговоренные к аресту солдатики и ожидают прощения. И она пристает к мужу до тех пор, пока тот не простит. Владимир Михайлович и бранится, и злится, и все-таки не может отказать высокой, тонкой женщине, которой отдал и свои думы, и свое сердце… По субботам она посылала потихоньку от мужа ситный и колбасы в казарму, купленные на деньги, скопленные от хозяйских сбережений.
