— Ира, — шепчет он, зайдя за ширмы и склоняясь к ее лицу. — Ира! — ты мое счастье!
— Ложь! — громко кричит она, так громко, что он в испуге коситься на дверь. — Ложь! Если бы это было действительно так, — ты бы хранил свое счастье и сделал все возможное, чтобы спасти этого несчастного Иванова.
И вдруг, совсем неожиданно, она бьется в конвульсиях и рыданьях…
— Ира, Ира, — испуганно шепчет Звягин, силясь оторвать от подушки ее волнистую голову с рассыпавшимся узлом белокурых кос, — Ирочка, тише… Могут услышать… Там посторонние…
Но она не может перестать… Слезы раскаленным свинцом давят и жгут ее горло… Голова горит. В ней тот же свинец… те же слезы и тоска безысходная… И только глаза, одни глаза, мокрые от слез, но злые и прекрасные повторяют все время:
— Уйди! уйди от меня!
И он, наконец, понимает эту немую просьбу, граничащую с приказанием, и уходит, проклиная ни в чем неповинных товарищей, забежавших «на огонек».
Ира долго лежит по уходе мужа… Нервы падают и замирают… Сердце не рвется от острой боли, оно ноет и зудит… В душе смутно, тревожно. Живого места в ней не осталось. Все изныло, переболело… И теперь одна тупая тоска…
Вспоминание о несчастном Иванове в душе, в мыслях и сердце… Оно окружает ее тяжелым и смрадным туманом, от которого нет спасенья…
Как это началось?
Да… она помнит, помнит все с мучительною ясностью. Он, этот Иванов, был дежурным у цейхгауза. Подошел Владимир… каким-то глупым и подлым приемом выманил ружье и когда тот, не имевший право отдать орудие на посту, передал его по забывчивости офицеру, Владимир изругал его, обвиняя в незнании службы и неумении быть солдатом. Потом посадил под арест.
С этого и началось…
Примерный служака, молодец и красавец Иванов, загрустил и запил… А там пошло и пошло… Недели две тому назад его нашли пьяного у манежа в обществе продажных женщин. И когда дежурный офицер ударил его, он наговорил ему грубостей и чуть ли не угроз…
Этого было достаточно… Его судили… судили, как говорят, гуманно, потому что только приговорили к дисциплинарному батальону…
Завтра на заре его отправят на станцию, где его будут ждать еще двое, двое таких же несчастных.
Дисциплинарный батальон!..
Ира вздрагивает всем телом при одном представлении об этом ужасе.
Еженедельный розги с барабанным боем… Постоянные темные аресты, полное отсутствие человеческого начала с одной стороны и подлая безответно-животная забитость с другой…
А у этого Иванова были принципы… Он любил свою службу и нес ее лихо, молодецки, на пример всему полку. Его солдатское самолюбие попрали его гордость сломали и он погиб… И из-за чего? Из-за никому ненужного рвения офицера… Из-за какого-то глупого испытания, погубившая человека!
