— Запомни, эту девушку зовут Катя. Я ее очень люблю. Она будет моей женой. Понял?
Он вырвался, захихикал, как сумасшедший, и пустился прочь, оглядываясь.
В овощном магазине мы съели кулек квашеной капусты.
Вперед, вперед, рога трубят! Держись, Кать! Твоя мама, моя теща, твой отец, мой тесть, моя мать, твоя свекровь, мой отец, твой свекор — все перепуталось в этом мире!
Вера Александровна с порога квартиры глянула на нас и обмерла.
Я услышал, как застучало ее сердце.
Я понял, что у нас на лицах крупными буквами проступает жуткое слово: ЗАГС.
А где мой тесть?
Мет моего тестя!
— Мама… — начала Катя непослушными губами. — Ты только, пожалуйста, не волнуйся…
— Вера Александровна, — перехватил я инициативу. — Мы должны вам сообщить… — И вдруг сообразил, что изъясняюсь гоголевским стилем: «Господа, я должен сообщить вам пренеприятное известие…» —…мы решили пожениться, Катя беременна. В ЗАГСе требуют вашего согласия. Дайте нам его!
В прихожей стояло кресло, широкое, удобное; если падать в обморок, то только в него.
Теща моя отступила и осела именно туда.
— Вы негодяй! А ты безмозглая, испорченная, погибшая девчонка!
— Мамочка!
— Ты загонишь меня в могилу. Скорее я умру, чем…
Держись, Кать! И я буду держаться. Ни слова против! Твою мать, мою тещу можно понять. Она сидит в кресле пыток.
— Убирайтесь!
Это мне. Или обоим?
— Сережа, уйди… — шевельнула губами Катя. — Иди домой… я сама… пожалуйста…
Любимая! Держись!
Я поцеловал ее на глазах «Прекрасной Дамы» и вышел.
Я мчался домой, не соблюдая правил уличного движения. Ветер свистел в ушах. Ни одна машина не задавила. Город был пуст».
Катя улетела.
Перед самолетом она зашла ко мне в кабинет попрощаться. В коротеньком овчинном полушубке, с укутанной головой, в валенках она была неуклюжа и трогательна. Я пожелал ей всего доброго, просил передать привет матери. На пороге Катя замешкалась.
— Борис Антонович, присматривайте, пожалуйста, за Сережей.
Так и сказала — «присматривайте», словно оставляла на мое попечение маленького ребенка. Я обещал присмотреть.
Потом наш оператор Нина Ивановна, оказавшаяся в этот день в аэропорту, ходила по кабинетам и рассказывала, как Кротовы прощались. По ее словам, Катя ревела, точно уезжала навечно, а Кротов, не скрываясь, целовал ее, успокаивал, они обнимались, и служащая аэропорта кое-как расцепила их у трапа, пассажиры хохотали, а Кротов бежал за самолетом, и вообще это была комедия…
Я сидел в сельскохозяйственном отделе окружкома партии, когда зазвонил телефон. Инструктор передал мне трубку. В ней раздался взволнованный голос Миусовой:
