Утром Кротов улетел.
В полдень раздался звонок из отдела культуры. Меня и Кротова вызывали к Бухареву.
Вениамин Иванович Бухарев сидел в просторном кабинете, из окна которого был виден весь поселок. Это был маленький, щуплый человек с черными гладкими волосами, с лицом загорелым, плоским, в отметинах оспин. Он встал со своего места, пожал мне руку и предложил садиться. Узкие глаза Бухарева глянули на меня поверх стола из-под припухших век.
— Редко заходишь, Вороний. Забыл начальство.
Начало не предвещало ничего хорошего. Я достал сигареты, закурил. Некурящий Бухарев поморщился, но пододвинул пепельницу. Довольно миролюбиво он спросил, какие новости в редакции, как идет работа. Я начал рассказывать о новой сетке вещания, о специальном выпуске на эвенкийском языке, поделился ближайшими редакционными планами… Он слушал, скосив глаза, глядя куда-то мимо моего плеча. Лицо его мрачнело. Я напомнил, что в конце октября мы должны подготовить часовую передачу для Москвы, предполагается и его выступление.
Бухарев легонько ударил ладонью по столу.
— Не о том говоришь, не о том говоришь!
Я замолчал. Мелькнула мысль: «Суворов поработал хорошо».
— Самоуправствуешь, Воронин? Либерализм в редакции развел! — выкрикнул Бухарев. — У тебя идеологический орган или заготконтора? Почему нас в известность не ставишь, кого на работу берешь?
— Еще не успел.
— Как так — не успел? Кого принял?
— Паренек один приехал, очень способный паренек. У нас вакансия. Я взял.
— На какую должность?
— Корреспондент последних известий.
— Партийный?
— Нет, комсомолец. Ему всего семнадцать.
— Ясли в редакции разводишь! Почему не проконсультировался? Порядка не знаешь?
— Порядок мне известен. Я посчитал, что корреспондента могу принять самостоятельно. Все-таки это не редактор и не старший редактор.
— Хитришь, Воронин. А жену его зачем взял?
— Девочка после десятого класса, приехала вместе с ним. У нас вакансия фонотекаря целый год. Никто не идет из-за маленькой ставки. Она согласилась.
— А почему с Суворовым не ладишь? Обидел его, увольняться хочет. А человек он заслуженный, в нашем округе тридцать лет.
— Знаю. Я его не обижал. Человек он, сами, знаете, мнительный и неуживчивый. А если собирается уходить, я его отговаривать не буду. Как журналист он большой ценности не представляет. Стаж у него действительно солидный, но этого мало. В нашем деле, Вениамин Иванович, нужно еще, чтобы человек умел писать, был творчески инициативным. Не знаю, как раньше, а сейчас Суворов дисквалифицировался. Это я сам с полной ответственностью говорю.
