Лена засмеялась.
— Нет, Ромка, просто гуляю.
— А дома по мозгам не дадут?
— За что?
— Найдут за что. «Мы тебя к обеду ждем, а ты шляешься неизвестно где», — передразнил Ромка родительские речи. — Сама не знаешь, что ли?
— У меня так не бывает. Правда.
— Ну! Повезло тебе.
— Повезло.
Не будет она говорить Ромке, что повезло ей только с мамой. Родители разошлись давно, Лена привыкла, что отца у нее нет. Но говорить об этом не хочется. Нет и нет. У многих в классе отцов нет, ничего — живут, не умирают.
Ромка шел рядом, он тоже не спешил, хотя дома его, по всей вероятности, ждал скандал. Лена молчала, и Ромка молчал, но молчать было легко. Лена всегда с трудом выдерживает молчание — лезет заполнять паузу, судорожно перебирает в голове темы для разговора. А тут идут и помалкивают. А контакт все равно есть. Хорошо. «Это потому, что мы знаем друг друга с первого класса», — подумала Лена. Вспомнилось, каким маленьким был тогда Ромка — уши розовые торчали, а толстые щеки почему-то блестели. Он был меньше всех в классе. А потом вдруг вырос, за одно лето, и всех догнал. Когда после каникул все пришли в свой шестой класс, Ромка вдруг появился высокий и похудевший.
— Ну чего уставились? — сердито сказал он. — Я за лето вырос на двенадцать сантиметров.
— Во дает! — сказал Сашка Капустин. — Акселерат!
Теперь Сашка стал самым маленьким. Ему это вовсе не нравилось.
А Ромка в ту зиму часто болел, почти не ходил в школу. Маленький круглый Ромка был теперь длинным, тощим и бледным, щеки уже не блестели.
Лена поглядела на Ромку. Он шагал своими длинными, как складной штатив, ногами. Немного кудлатый, курносый и не такой уж бледный — выровнялся. Он не кажется тощим, потому что стал ловким, а танцует как хорошо.
— Ромка, а помнишь, как ты в седьмом классе на каток ходил?
— Помню, — заулыбался Ромка, — чуть на второй год не оставили.
Ромка тогда вдруг взбесился с этим катком. Прибежит из школы, портфель бросит, коньки схватит — и несется. Обедал он уже на катке, в буфете. Уходил Ромка с катка последним. Весь класс знал, что Ромка проводит целые дни на катке, и учителя знали. Ребята сначала даже не верили, нарочно ходили на каток в самое разное время проверять — Ромка всегда был там. Что это было? Страсть, наверное.
— Чуть на второй год не оставили, — повторил Ромка таким тоном, как будто все были к нему безжалостны.
— Ладно тебе, Ромка. Ты же в седьмом классе совсем не учился. На кого обижаешься-то?
— Я и в шестом не учился. Но тогда я болел, и все меня жалели. А в седьмом придирались — каток им, видите ли, не нравился.
