Модест В. подошел к садику, который окружал симпатичный двухэтажный домик и как бы окутывал его отцветающей сиренью, и выловил из связки ключ от калитки с явным намерением ее открыть. Однако что-то воспрепятствовало осуществлению этого плана.
То ли ключ был слишком велик, то ли скважина слишком мала, то ли сам Владивой В. после веселой ночи не был в психической кондиции, необходимой для планируемого действия, которое в связи с его желанием поскорее добраться до постели представлялось неизбежным.
С некоторым недоверием Модест Владивой опробовал еще несколько ключей, например, от кабинета или от стола главного бухгалтера, но они не подходили, и мой приятель счел это логичным; однако тот факт, что к садовой калитке не подходит ключ от садовой калитки, он счел нелогичным и даже глупым.
Что ж, на всякий случай он быстро произвел рекогносцировку, чтобы убедиться, что находится перед нужным домом. Да, он стоял именно перед ним, он узнавал флюгер на крыше, свой балкон, даже свои плавки, которые на нем сушились и в сером рассвете выглядели как чайка с раскинутыми крыльями, он узнавал тюльпаны пани Брандштеттеровой, урожденной Пржеровской, которые красовались на клумбах перед ее окнами на первом этаже; но главное — он безошибочно опознавал кованую калитку с массивным железным замком, к которому по неизвестным причинам не подходил ключ, хотя и его он опознавал совершенно надежно.
Из этого следовало, что замок испорчен. Но как только этот вывод был сделан, проявились последствия особого душевного состояния, в котором Модест В. провел эту ночь: он провел ее, так сказать, в восемнадцатилетнем состоянии.
Все события, о которых был разговор со вчерашнего дня, случились двадцать лет тому назад, все люди, которых они вспоминали, предстали перед ними моложе на двадцать лет, в том облике и с теми свойствами, которыми они обладали тогда.
И не только это. В памяти всех присутствующих в первую очередь остались те воспоминания, которые свидетельствовали о них как о лихих парнях, героях, воплощениях молодости и отваги; воспоминания о катастрофах в области дифференциального исчисления, о любовных неудачах и провалах, о проигранных конфликтах с бесчисленным начальством в той атмосфере как бы испарились или были запрещены хорошим тоном.
Вот почему условно восемнадцатилетний Модест Владивой В., так сказать, Модест Владивой В., погруженный в насыщенный раствор своих осьмнадцати лет, нашел выход из ситуации, соответствующий его жизнеощущению в ту минуту.