— Не знаю, откуда у вас информация, что это будет железобетонное чудовище,— сдержанно, вполголоса сказал Штетина,— этим пусть занимается госбезопасность. В любом случае речь идет о сооружении, которое нам нужно как хлеб, ясно? И которое будет нашей гордостью! И никаким трехнутым гулякам мы не позволим сорвать план. И так у нас отставание.
— Дорогой вы мой,— перешел посетитель на просительный и почти нежный тон,— знаете что? Давайте пройдемся вместе по котловану, хорошо? Я покажу вам чудо в истории археологии — три или четыре слоя палеолита друг над другом, как в учебнике! Дайте мне пару недель, и я вам там найду остатки кострища, ergo доказательство семейной жизни, изделия каменной промышленности с лезвийной техникой, скульптуры и другие дары, которые клали мертвым в могилу, даже топорики времен tardiglacial, позднего ледникового периода. Клянусь! Несколько обломков я уже нашел и идентифицировал; я их положил в ковш этого ужасного экскаватора, который там все дробит и рушит, как слон в посудной лавке! Милый мой! Пойдемте со мной! Убедитесь собственными глазами!
— Еще чего,— спокойно заявил Штетина,— никуда я не пойду. Я жду звонка, доставят мне сегодня эти несчастные четыре вагона портландцемента или нет. Если нет, я им головы оторву.
— Цемент! Всемогущий Боже! В двух метрах отсюда — свидетельства человеческой культуры от первобытного стада до городища, а его интересует цемент! — Археолог буквально взвыл.— Другого такого места нет на свете! А вы собираетесь его уничтожить! Вы растопчете его как мастодонты! Засыплете его бетоном и поставите на нем уборные и кладовки или конференц-залы и холодильные камеры! Это преступление перед человечеством!
— Почтеннейший,— сказал Штетина, глядя на молодого ученого с чем-то вроде сострадания,— пожалуй, я вместо полиции вызову «Скорую», а? Не буду я с вами спорить и доказывать, что здесь будут не туалеты и холодильники, а кой-что другое, к тому же государственно важное, да еще и красивое. Но представьте себе, что мы здесь строим просто жилые дома — обыкновенные квартиры,— и если б мы поселили здесь, скажем, двести семей, разве это не важнее, чем какие-то камушки и обломки чего-то, что уже не годится ни для чего стоящего?..
Д-р Гомолка проглотил слюну, его кадык подпрыгнул. Очевидно, для него это было как электрический шок. Но он заставил себя говорить спокойно.
— Уважаемый пан,— заговорил он в духе протокола,— торжественно даю вам честное слово, что ничего не имею против этих двухсот семейств. Я их уважаю, я им желаю здоровья, и чтоб никаких разводов, и детей кучу, и долгой жизни. Но сколько бы они ни прожили, больше сотни им не протянуть. Ну ладно, со всем своим потомством — несколько сот лет! Но сами рассудите — что это по сравнению с несколькими десятками тысяч лет?!