Итак, все было к лучшему в этом лучшем из миров: заморыш жил не хуже других, вопреки сплетням и кривотолкам. Порой он даже забывал о невыносимо тесном карцере, которым стало его тело. Но увы, один досадный случай заставил Леона в полной мере осознать свою беду. В тот день они с Соланж повезли детей в парк «Евродисней», что на северо-востоке Парижа. Они выбрали, в числе прочих развлечений, завтрак во дворце Золушки. Белоснежка, Мэри Поппинс и Спящая Красавица по очереди подходили к их столику сфотографироваться с Батистом и Бетти. И надо же было, чтобы, когда очередь дошла до Золушки, молодая блондинка, игравшая эту роль, приняла Леона, на которого надели шапочку пса Плуто, за третьего ребенка. Осознав свою ошибку — у «ребенка» росла густая борода, — она сорвалась и обозвала их семейкой извращенцев: мол, не поленились загримироваться, чтобы вовлечь ее в свои грязные игры. Соланж схватила нахалку за волосы и потребовала извинений. Девушка расплакалась, сослалась на усталость и нервную работу, тысячу раз попросила прощения. Но непоправимое свершилось. Леон был в отчаянии. Вот чем он был теперь в глазах окружающих: воплощением непристойности, сатиром в коротких штанишках.
Бедняга пошел к приходскому священнику — он, как и его жена, был истово верующим — и наедине в исповедальне рассказал ему о своих невзгодах. Немолодой кюре на протяжении всего разговора смотрел в пол, словно не решался поднять на него глаза. Леону казалось, будто он отмечен позорным пятном, видимыми признаками постыдной болезни.
— Можете ли вы, сын мой, вспомнить какой-либо грех, который вы совершили?
— Нет, святой отец, разве что мелкие грешки, ничего серьезного.
— Если грешков много, они равняются смертному греху — по совокупности.
— Уверяю вас, ничего такого не могу припомнить.
— Господь не карает праведников. Если Он ниспослал вам предостережение, на то должны быть причины. Он испытывает вас, потому что Он вас любит и хочет избавить от худших мучений.
— Сколько я ни роюсь в памяти — ничего за мной нет.
— Творить зло в неведении — это хуже всего, ибо грех усугубляется, если мы не знаем, сколь он тяжек.
— Поверьте, святой отец, я честно пытаюсь вспомнить…
— Вы, может быть, и не помните, но у Господа все записано в Его Книге, и Он предъявляет вам счет.
— Моя совесть чиста.
— Не упорствуйте, сын мой. Господь протает тех, кто раскаивается, но для закосневших во грехе кара Его беспощадна.
— Но…
— Молитесь, сын мой, молитесь и просите прощения. А впрочем… «Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих»,
