Утопия в России | страница 25
Толстовство. Революция — против народного утопизма
Отношения народного утопизма с русской интеллигенцией неоднозначны. Интеллигенция открыла для себя народный утопизм только в середине XIX века с развитием этнографии и «изобретением» крестьянского «мира» (Хакстгаузен), в котором славянофилы и демократы видели то оплот борьбы с капитализмом, то основу «русского социализма» (Герцен). Мотивы и жанры народной утопии использовались многими. Тут и «поэт-гражданин» Н. Некрасов (1821 — 1877): Дедушка, Кому на Руси жить хорошо?; и драматург А. Островский ((1823 1886): Снегурочка, по мотивам которой Н. Римский-Корсаков написал оперу; и писатель Н. Лесков (1831 — 1895) с его «правдоискателями», и народник Н. Златовратский (1845 — 1911), воспевавший «мир» в Сне русского крестьянина [Устой, 1878–1883]. В. Берви-Флеровский (1829–1918) и С. Степняк-Кравчинский (1851 — 1895), эмигрировавший в Лондон после попытки теракта, использовали утопические фольклорные мотивы для пропаганды революционных идей. В Сказке о копейке Степняк-Кравчинского (1870) волшебная птица переносит крестьянина в царство свободы, где нет господ, а труд приносит радость. В Сказке о Мудрице Наумовне (1875) в «царстве будущего» нет ни бедных, ни богатых, ни обжор, ни лентяев, а «предрассудки» (религия) исчезли. Это царство любви («Любушино царство»), братство рабочих, которые стали самим себе хозяевами [Агитационная литература…].
Встреча Толстого с двумя крестьянскими утопистами определила круг его нравственных поисков и утвердила в правильности обращения к народу. Тверской крестьянин В. Сютаев (1819 — 1892), с которым Толстой познакомился в 1881 году, проповедовал евангельский идеал любви к ближнему: он считал, что такая любовь может объединить всех людей в семью, где не будет собственности, коммерции, денег, раздоров и насилия [Vogue; Клибанов 1978, 316 — 323, Синявский, 364 — 380]. Крестьянин Т. Бондарев (1820 — 1898), который был «шаббатистом» (так назывались молокане, близкие к иудаизму), изложил «закон труда» в сочинении, о котором Толстой говорил, что оно будет иметь гораздо большее влияние чем вся русская литература вместе взятая. Сочинение называлось Трудолюбие и тунеядство, или Торжество земледельца. В нем говорилось, что разрешение всех бед человечества в принятии «первородного закона», данного Богом Адаму (Бы., 3:19): «В поте лица твоего будешь есть хлеб твой» (Бондарев заменил «есть» на «месить»). Только после завершения «хлебного труда», т. е. обработки земли (тридцать дней в году для каждого), можно заниматься другими делами. Фабрики должны быть построены за городом, чтобы облегчать чередование занятий. Бондарев развивает эту идею в своем трактате в форме вопросов (более 250), адресованных «образованному классу», извратившему этот закон. Главная идея Сютаева и Бондарева одна и та же — большая единая семья, но средства осуществления идеала разные: евангельская любовь — у одного, следование первобытному закону труда — у другого. Толстой синтезировал их идеи (см. письмо Е. Попову от 2 августа 1889 года). Он извлек из «проповеди блаженств» и главы 5-й Евангелия от Матфея пять заповедей, выполнение которых поможет без насилия, одним лишь самосовершенствованием, создать Царство Божие на земле. Этим заповедям следовали общины толстовцев, появившиеся в России и за границей (сам Толстой относился к толстовцам сдержанно).