Братства штундистов вели трудовую, трезвую и упорядоченную жизнь. Для В. Розанова штундизм был «огромным, неуловимым и повсеместным явлением», мечтой «„переработавшись в немца“ стать если не „святой“ — таковая мечта потеряна — то по крайней мере хорошо выметенной Русью, без вшей, без обмана и без матерщины дома и на улице (…): это и есть штунда» [Розанов 1990, 431]. К концу XIX века штундизм радикализовался и стал «благодатной почвой для социалистической пропаганды». Согласно штундизму, «люди должны жить отдельными братствами или общинами, при этом должны быть разделения и специализация труда и обмен продуктов натурою. Деньги не должны существовать; конторы и торговцы — точно так же» [Бонч-Бруевич, 181; Клибанов 1978, 323].
Гернгуттерская колония Сарепта (см. Первую книгу Царств, 17), близ Царицына, насчитывала в 1769 году двести братьев, которые умудрялись совмещать в своем укладе общинность и индивидуализм. Гуттерские братья из Радичева составляли в начале XIX века сорок четыре семьи, живших в состоянии примитивного коммунизма. Дети воспитывались вместе, без родителей [Клаус]. В 1820 году в Молочных Водах, по соседству с молоканами и духоборами, было сорок колоний меннонитов. Каждая состояла из пятнадцати-двадцати дворов, удаленных друг от друга на расстояние от двух до пяти километров. На относительно небольшой пустынной территории Молочных Вод были тутовые рощи и леса, плодородные поля и пастбища, на которых пасся отличный племенной скот [Барсов, 95; Haxthausen, т. 2, 160 и т. д.]. Меннонитская церковь, «чистая и святая», должна была готовить пришествие Царства Божия на землю. Меннониты, умевшие читать и писать, насчитывали в 1917 году сто тысяч землепашцев и ремесленников. В 1923 году их сельское хозяйство считалось образцом для Средней Волги и всего юго-востока [Зюрюкин]. Завистники называли их «маммонитами». Меннонитов, как «кулаков», ликвидировали во время коллективизации (начиная с 1929 года).
В конце XIX века в России образовался целый архипелаг утопических общин (особенно много их было в южных провинциях и Закавказье, служивших местами переселения со времен Николая I). Их любовь к труду, трезвость, уважительное отношение к женщинам, забота об образовании, отрицательное отношение к государственным и церковным институтам сделали эти общины идеалом либеральной интеллигенции. Эти островки утопии, нередко процветающие, были уничтожены коллективизацией 1929–1930 годов.
