– Всё в игре, Гипноджерри. Злодеяния отличают человека от других животных – они и отстоящий большой палец.
Мимо провизжал поезд и Огонь проснулся, вскинул уши и брови.
Следующим вечером мы вернули мои вещи с помощью Антижабы. Мы посчитали, так как два зла не делают добра, наш поступок не выстоит против всеобщего разложения. Когда этот калейдоскоп меньшинств прошествовал в обезьянник, копы не могли поверить своей удаче и приступили к наказанию. Дубинки скакали, как лосось, когда он пытается сообщить об ограблении. Мы с Доггером проскользнули мимо, пока вечеринка не поскользнулась на крови и скуке.
С тех пор, как вышли новые законы, захватили столько акустического оборудования, что мы осознали, что самое безопасное – вломиться в копский склад конфискатов и без разговоров свалить туда наше добро. Кроме наркотиков, они сроду ничего не трогали. Но с учётом наступающей тусовки нам нужны были принадлежности, и на этот раз у нас был законный повод войти – моя оснастка для записи. Доггер всё отпускал комментарии, пока работал с кусачками болтов – он трепался до самого резкого, усиленно-сокрушительного конца.
– Почти перестал верить в ваше поколение, Джелл. Туннель без света в конце. Бесстрастные пустышки. Потом с божьей помощью цвет начал проникать со стен. Возвращение из мёртвых – и моё в том числе. Тебе надо было видеть меня в восьмидесятые, парень – такой обдолбанный, что отпустил баки на чужом лице. Потом однажды я ушёл за горизонт, и меня едва не придушила радуга.
Вот мы в складской комнате – я нашёл моё оборудование и понимал, что это был единственный способ его заполучить. Правду легче опровергнуть – её защита ослаблена.
Тем временем Доггер светил лучемётом мистеронов на стэки с усилителями – орудия преступлений.
– Джелл, беспорядки это нарушение без нанесённых на карту очертаний и идеальная завеса для всех возможностей. Законы проносятся мимо, как соринки на плёнке моего глаза, и с тем же эффектом – но беспорядки? Боже, это прекрасно.
– Нам надо спешить, – напомнил я ему.
Но в философию Доггера вполне можно воткнуть ложку – он взял с полки книгу, сдул пыль и нахмурился.
– “За Лондоном”. Чертовски хорошая книга – оставь при себе своих триффидов. Джеф-фериз всех обскакал с потопом. И написана хорошо.
– Большая часть книг так хорошо написана, что едва ли воздействует на чувства читателя, – сказал я настойчиво. – Давай завершим процесс и свалим отсюда.
– С громом или хныканьем всё-таки, Джелл, как ты себе представляешь конец? Мира, я имею в виду? – Мы с двух сторон подняли стэк усилков и начали уходить. – Вот как я себе вижу, – прохрюкал Доггер через напряжение, – отрицание. Вакуум борется с вакуумом. Законы ставят вне закона безвредность, чтобы сделать эффективность невообразимой. Учёное непонимание. Вопросы умирают молча. Банальность и престиж науки задают условия. Невежество носится, как геральдический герб. Посредственность шумно награждается. Страдание в рассрочку. Лицемерие непомерно для восприятия. Поддержка немощного общественного воображения. Щедрый доступ к бесполезным данным. Мода как заблудившийся проводник. Социальный расплав в форме каскада, поглощаемого засухой осмысленности. Скука упорядочена, как серые ячейки заброшенного осиного гнезда. – Это мысль.
