– Ксюша, пойдешь к нам работать?
Поначалу мне даже нравилось. Не сама работа, и уж тем более не тошнотворные бредни вроде «сплоченного коллектива» – какой, к дьяволу, коллектив, когда я торчу одна-одинешенька в этом треклятом «бутике», даже сменщицу, и ту нанять не могут. Нравилась мне зарплата – не ее размер, а сам факт получения зарплаты, что казалось мне – не важно, стольник ли я получаю или миллион – залогом того, что с голоду мы с отцом не умрем. Первые пару месяцев мне еще повышали оклад – не намного, конечно, но я все равно воодушевлялась – видимо, в Афанасьевне еще теплилась жалость к бедной сиротке, а может, просто Света пускала слезу, кто знает?
А потом все замерло, словно хозяева, вернее хозяйки, решили, что зарплата, которую и суммой-то стыдно назвать – слово «сумма» напоминает о пузатом кошельке – достигла отметки, превышение которой отрицательно скажется на моем моральном облике, ну или, в крайнем случае, подорвет благополучие всей сети мыльно-порошковых бутиков.
Потом Афанасьевна решила, что и эти деньги я не отрабатываю и сделала все, чтобы из свободного времени у меня оставалась лишь ночь, да и та не от заката до рассвета. Поводы, надо отдать ей должное, она находила оригинальные. Например, все лето я, как дура, каждый вечер засиживалась на работе до полуночи, пока последний покупатель не вспомнит, что без таблеток от комаров ближайшей ночью ему не заснуть.
На все сумасбродные идеи Афанасьевны, которые ей мнились гениальными маркетинговыми ходами, я реагировала одинаково. Послушно кивала, надеясь, что моя почти рабская покорность, или, как это принято называть, корпоративная лояльность, в конечном итоге чудесным образом облегчит мою участь. Увы, вскоре меня лишили и утреннего сна, но об этом я уже упоминала.
Единственным преимуществом работы в «Золушке» было то, что хозяек я видела редко: такими мелочами, как доставка товара, или даже ревизия, они не занимались, поэтому внезапное появление их обоих стало для меня неожиданностью. И, скажу прямо, неприятной.
Ну, чего уставились, спросила я – естественно, про себя, пока Афанасьевна со Светой смотрели на меня улыбающуюся.
- Здравствуй, Ксюш, – сказала Афанасьевна, переступив порог, – красиво улыбаешься.
- Спасибо, – еле слышно, даже для себя, ответила я.
Я почувствовала, что краснею, и градус моей неприязни к вошедшим повысился до температуры ненависти, что заставило меня улыбаться еще теплее.
