анжелика культивирует образ сверх-элегантной профессиональной хостесс с многолетним опытом под пояском из змеиной кожи с неброской золотой пряжкой, и таким образом преподносит себя как образцовую хостесс, “лицо” Движения “› она сопротивляется обращению и не принимает идеологию неогейш; что прибавляет ей ценности как объекту желания и укрепляет ауру проницательно-благоразумной пресыщенности, смягченную естественной одухотворенностью и способностью к сопереживанию “› ХИЁКО “принуждает” ее вступить в неогейши “› анжелика, являясь агентом вражеской организации, действует в интересах своих хозяев “› таким образом, у упомянутой организации (что бы она собой ни представляла) неизбежно появится шанс направить ударный отряд к дверям ничего не подозревающих неогейш, забрызгать их слезоточивым газом (как забросать конфетти) и расстрелять резиновыми пулями, в общем, устроить подобие праздничного фейерверка на день рождения императора.
разумеется, это было неприемлемо, это был анти-кармический ход в энной степени, и хотя доказать что-либо было трудно — нет, практически невозможно, — ХИЁКО все-таки уловила опасность внутренним радаром, а поскольку параноидальные фантазии Предводительницы имели большую силу, чем нормальные мысли нормального человека, стало как-то даже и не важно, насколько ее подозрения обоснованы и обоснованы ли вообще, возбуждающей магии воображения было достаточно для ХИЁКО, чтобы начать действовать, ее абсолютная уверенность в своей правоте — когда человек не просто не допускает мысли о том, что может ошибаться, а вообще не понимает, что это такое, — пожалуй, вот наиболее близкое к истине объяснение, почему ей удалось создать (и разрушить) столько всего за такое короткое время, во всяком случае, с моей точки зрения, но не будем отвлекаться. ХИЁКО распорядилась так: за анжеликой надо присматривать, пока она не решит, что с ней делать, а что-то делать, конечно же, нужно.
бренди сидела, склонившись над шестиугольным зеркальцем в лакированной красной рамке, как наркоманка, пристрастившаяся к кокаину, только она ничего не нюхала, сейчас она обрабатывала глаза, а не ноздри, она выпрямилась, глядя на ХИЁКО — на своего кумира, образец для подражания — одним карим глазом (цвет промокшей земли) и одним зеркально-синим (цвет крови, лишившейся кислорода).
— а, может, ее убрать? ну, убить? ‹мысль хорошая, да. но ее наверняка охраняют… ну, на кого она там работает.›
бренди снова склонилась над зеркальцем и вставила линзу во второй глаз, потом взглянула на ХИЁКО уже двумя одинаковыми глазами: матово-синими, как форма команды обеспечения личной безопасности.
