– Я заперла дверь только потому, что не хочу, чтобы Джордж Ринг сюда входил. Он со странностями. Брызгает духами, знаете ли, свое нижнее белье. Мы зовем его Мимолетное Облако.
– Не стоило класть ключ туда, куда вы его положили, – сказал Самюэль. – Я мог бы повалить вас и выудить его. Окажись я таким человеком.
– Плевать.
Хотя бы она улыбнулась, говоря это. Но она выглядела так, будто ей действительно плевать, повалит он ее на пол или сядет на край купели и дотронется своей бутылкой до утки. Утка описывала круги в несвежей, грязной воде.
– Тебя как зовут?
– Сэм.
– А меня Мэри. Но они зовут меня Полли. Для краткости.
– Не намного короче.
– Абсолютно одинаково.
Она села рядом на краешек ванной. Он не знал, о чем говорить. Была запертая дверь, как он часто представлял в своих историях, лежа в кровати на Мортимер-стрит, и был теплый спрятанный ключ, и девушка, способная на что угодно. Только ванная комната должна была оказаться спальней, а девушка – без очков.
– Сними очки, Полли.
– Если хочешь. Только я не смогу глядеть вдаль.
– Тебе незачем глядеть вдаль. Комната совсем маленькая. Меня видишь?
– Конечно вижу. Ты же рядом. Я теперь тебе больше нравлюсь?
– Ты красивая, Полли.
– Красотка Полли, – сказала она, не улыбнувшись. «Ну, – сказал он себе, – вот ты, вот она, и на ней нет очков».
– На Сьюэлл-стрит ничего не случается. – Она взяла его руку и положила палец с бутылкой к себе на колени.
«Вот ты, и твоя рука у нее на коленях».
– Там, откуда я приехал, тоже ничего не случается. Я думаю, все происходит там, где нас нет. С другими может случиться все что угодно. Так говорят.
– Мужчина, снимавший комнату через дверь от моей, вот так перерезал себе горло, – сказала она. – Перед завтраком.
В первый с рождения день свободы Самюэль сидел с беспутной девчонкой в запертой ванной над чайной лавкой, грязные занавески были задернуты, а его рука лежала на ее коленях. Но он ничего не чувствовал. «Господи, – подумал он, – дай мне почувствовать хоть что-нибудь, почувствовать то, что я должен наконец-то ощутить, ведь что-то происходит, а я сижу тупой и бесстрастный, как человек в автобусе. Дай мне вспомнить все мои фантазии. Я сжимаю ее в объятиях, мое сердце бьется рядом с ее сердцем, ее тело дрожит, рот приоткрылся, как цветок. Лотос Озириса открылся солнцу».
– Послушай этих старых птичек, – сказала она, а он увидел, что горячая вода льется через край купели.
«Я, наверное, импотент», – подумал он.
– Почему он перерезал себе горло, Полли? Из-за любви? Если бы я страдал от любви, я бы напивался бренди, виски и мятным ликером и этой штукой, которую делают с яйцом.
