— Тьфу ты! — Струков с досадой сплюнул на пол, безнадежно махнул рукой: поди, мол, объясни дураку нерусскому очевидную вещь. — Ну при чем тут бревна? Ну при чем тут ремонт? Ты сам подумай, голова садовая: ну кому же все это делать, как не ему? Ну? Если уж он больше ни на что другое не годен?
Клим, похоже, действительно играл в семье роль постоянной палочки-выручалочки, что принималось, как нечто само собой разумеющееся, с некоторым даже презрением: все равно, мол, этот хрен свободен, баклуши бьет, в то время как остальной народ, добросовестно нажравшись, храпит в канаве или, припав к унитазу, исходит честной трудовой блевотиной.
— Слышь, Струков, а он что, не женат? Как у него время на все находится? — осторожно спросил Сева.
— Да как же не находиться-то! — всплеснул руками Струков. — Я ж тебе толкую: не пьет он. Не пьет! Передаю по буквам: Эн… еее… пыыыы…
— Так не женат, что ли?
— Женат, как не женат. На такой же дуре… там еще осталось у нас? Вроде как, на полстакана еще будет…
Со своей будущей женой Клим, по словам Струкова, познакомился еще в институте, быстро женился и сразу ушел к ней жить.
— В приймаки… — презрительно добавил Струков и снова сплюнул. — Я ему говорил: не в свои сани не садись… да куда там… он ведь всех умнее…
— Постыдились бы, — укоризненно, но беззлобно сказала полупьяная краснорукая уборщица. — Плюются, как верблюды. Выпиваете — так культурно.
Струков примирительно поднял обе руки, признавая ошибку.
— Виноват, мать. Извини… — он снова повернулся к Севе. — Там папаша не то доцент, не то профессор. Интеллигенты сраные. Брезгуют… ты что… Сгоняй-ка еще за одной, Всеволод. Тут рядом на Большом дают, видел очередь?
Бутылка и в самом деле кончилась. Севу уже слегка подташнивало — то ли от гадкой бормотухи, то ли от серой пельменной слякоти в тарелках, по виду почти не отличимой от слякоти на полу, то ли от самого процесса «культурного сидения» с крайне несимпатичным собеседником. Он кое-как отговорился и побыстрее ушел, провожаемый неприязненным струковским взглядом, в котором отчетливо читалось однозначное, поколениями выношенное мнение и о самом Севе в частности, и обо всей его скользкой нации в целом.
После этого разговора Сева долго ощущал нехороший осадок, будто поймал самого себя на подглядывании в замочную скважину коммунального туалета. Зачем было торопить события, нажимать на них силой, как тогда — на лопату? Подожди немного, зайди с другой стороны… оно само и придет. А не придет, значит, и не судьба. В конце концов — на черта он ему так сдался, этот Клим? Любопытно? — От любопытства кошки с крыши падают… тьфу-тьфу-тьфу… возможностей упасть с крыши у Севы теперь было предостаточно.
