Букреев уже переоделся к ужину в кремовую рубашку с погончиками, побрился, был явно в хорошем настроении, и, когда, постучавшись, Ковалев зашел к нему в каюту еще в спецовке, он сказал:
— Что-то опаздываем, Максим Петрович. Через пять минут ужинать пора.
— Да с Евдокимовым задержался. Никак парень в отпуск не уедет...
— И чего это он вдруг оплошал сегодня?.. — Про отпуск Букреев как-то пропустил. — Такой специалист...
— А если не вдруг? Если просто... плохое настроение было? Вот и оплошал.
— Что?! — Букреев от возмущения даже не нашелся сразу, что ответить. — У меня, Максим Петрович, тоже бывает, между прочим, плохое настроение. Начальство не так ласково посмотрит, дома кто-нибудь заболеет... Что ж, по-вашему, я свою задачу не выполню?
— Выполните, — спокойно сказал Ковалев. — Но вы уже семнадцать лет плаваете, из них шесть — командиром. А Евдокимов все-таки мальчишка. Вчера еще его дома за отметки ругали.
— А мы сегодня и должны с вами так воспитать этого мальчишку, чтоб его плохое настроение на службе не отражалось.
— Штурман мне почти теми же словами ответил: настроение настроением, а не моги плохо служить. Не положено.
— И правильно, — сказал Букреев. — Перископ из-за этого не должен страдать.
— Не должен, — согласился Ковалев. — А Евдокимов?
— При чем тут Евдокимов!
— А Евдокимов из-за перископа — должен, Юрий Дмитриевич?
— Тоже мне страдание! — отмахнулся с досадой Букреев. — Человек — не перископ, Максим Петрович. Человек все может...
Он усмехнулся, но Ковалев не принял этого тона, и Букреев подумал, вздохнув, что замполит его ко всему, кажется, еще и без юмора, а на военно-морской службе, да тем более на подводной лодке, — гиблое это дело...
— Шучу, — вздохнув, разъяснил Букреев. — Старший матрос Евдокимов тоже не должен страдать.
— Я так и понял, Юрий Дмитриевич. Экипаж-то все-таки хороший сложился.
— Ага, — кивнул Букреев, сдерживая себя, — сложился... Кубики складываются, Максим Петрович. Детские кубики с картинками, А экипаж — сколачивается. Понимаете? Ско-ла-чи-ва-ет-ся! Годами! По кирпичику! Один не так подберешь — вся кладка развалиться может. Психология, товарищ замполит...
Последнюю фразу он уже произнес с явной иронией: как же это, Максим Петрович, вы, заместитель по политической части, не понимаете этого?
— Да, конечно, — согласился Ковалев. — Но когда возникает конкретный вопрос, не всегда как-то и думаешь о психологии. Поплюешь на руки — и за дубинку... А?
