— Ну, могла бы улыбнуться хоть разик.
— А какие у нее часы славные — чудо! Золотые, большие, будто у мужчины.
Коля был очень рад, когда мама купила ему подтяжки, как у папы, как у мужчины. Он вообще любил все мужское.
— Все-таки я рада, что она приехала, — сказала Любочка. — Теперь все пойдет хорошо.
— Все пойдет очень гадко, я уж знаю! — чуть не крикнула Лида и даже приподнялась на постели. — По мне, уже или мама с няней пусть будут старшие, или уж никто. С Матреной можно отлично ладить — спит себе целый день, — можно устраивать все, что захочешь. А ей, то есть тете, я, наверное, ни в чем не понравлюсь. Она меня опять не полюбит, как в прошлый свой приезд. Я это уж сегодня заметила.
— Почему?
— Да так, уж я знаю. Так она посмотрела… Долго еще продолжались разговоры в том же духе, долго еще рассуждали и разбирали по ниточкам новую тетю. Заметили ее строгие глаза, гладкие волосы, чудесный воротничок и черное с камешком кольцо на левой руке.
Для большего удобства Лида перелезла на постель к Любе. Няня никогда не позволяла этого — но ведь няня не позволяла и болтать Бог знает до каких пор ночью.
Матрена уже давно спала. Было половина двенадцатого, когда наконец все смолкло и успокоилось в детской.
Прошло несколько дней, и на всем стало заметно присутствие тети. Все в доме приняло какой-то особенно парадный, необычайно аккуратный вид.
Мама любила чистоту, няня тоже усердно соблюдала порядок; но это было не то: теперь все точно глянцем покрылось, так и блестело, как лакированное. Аксюша бегала с половыми щетками и пыльными тряпками вдвое больше прежнего. Матрена жаловалась, что ей вовсе покою нет, а Лида ворчала:
— Что же это за наказание! Нельзя по полу на коньках ездить; нельзя качаться, повесившись на ручку двери; на диван нельзя с ногами сесть. Все нельзя да нельзя!
Тетя замечала, что для коньков бывает зимой лед, для качанья будут летом качели на даче, а ерзать по мебели в обуви никогда не годится, ни в какое время года, так как мебель от этого портится, да и платье страдает.
Тетя завела строгий порядок в распределении ежедневных занятий. В семь часов дети должны были быть на ногах. Теперь нельзя уже было потянуться, поваляться минутку-другую в теплой постельке, как делалось, бывало, прежде, когда няня с добродушной улыбкой только подходила, похлопывала по спине, поглаживала по животику с обыкновенною своею приговорочкой: «Расти велик, будь счастлив!»
Теперь настали другие времена. Аккуратно с последним ударом семи часов тетя, уже гладко причесанная, одетая в белую пышную блузу, входила в детскую и говорила своим тихим голосом:
