— Я нашла пятьдесят центов, — говорит она, хлопая по прилавку двумя четвертаками.
В первую секунду он ничего не соображает. При чем здесь пятьдесят центов, когда речь должна идти о свидании? Тут его осенило: жвачка. Жвачка.
— О, — только и может сказать он. — Отлично. — Он опускает поданную мелочь в денежный ящик.
— Я могу получить назад мои двадцать баксов? — спрашивает она, моргая такими милыми, большими, голубыми глазами.
Он кивает головой и вынимает из денежного ящика ее купюру. Подает ей, смотрит, как она кладет ее в карман. Наклоняет голову и смотрит в пол. Ему легче говорить, не глядя на нее.
— Послушай, — говорит он; слова застревают в горле, — может, мы как-нибудь куда-нибудь сходим?
Ответа нет. Он боится поднять глаза. А что, если она смеется над ним?
Но смеха не слышно, да и ответа не будет. К моменту, когда он собирает всю свою волю, пересиливает страх и поднимает голову, над входной дверью звякает колокольчик. Девушки нет.
Оказавшись на улице, Анджела замедляет шаги. Рой появляется из-за деревьев, растущих позади магазина, подходит к ней.
— Получила двадцать баксов?
— Да.
— И девятнадцать пятьдесят, которые он дал тебе на сдачу?
— Твоя наука, — смеется она.
— Это трюк с двадцатидолларовой купюрой, — говорит Рой. — Старейший трюк, описанный в книгах. Может быть, и не самый старый, но…
— Господи, это было так легко. Я и не думала, что это будет так легко.
— Это азы. Самое необходимое. Будет еще легче. Но учти, так бывает не всегда.
— Понимаю, понимаю. Это просто… это доставило удовольствие. Как будто сделала что-то хорошее для разнообразия.
Рой пожимает плечами. Он рад, что для нее все кончилось хорошо.
— Да нет, все это не так. Это всего лишь один из способов делать дела.
— Так что, — говорит она, — давай снова провернем такое же дело. На этой улице есть киоск «7–11».[11]
— Нет, хватит. Мы договаривались на один трюк.
— Ну давай, экое дело какой-то затрушенный киоск. Тоже мне событие. Ну как, по-твоему, я смогу совершенствоваться, если у меня не будет практики?
— Тебе и думать не следует о том, чтобы совершенствоваться, и вообще не следует практиковаться. С этим покончено.
Именно этого он и опасался. Тяги к легким деньгам. Самое первое дело, которое он провернул, было тоже с двадцатидолларовой купюрой, а потом все пошло по восходящей. Хэнк обучил его всем ходам и выходам, всем подробностям и особенностям этой системы; но именно его первое дело, трюк с двадцатидолларовой купюрой, поймало его на крючок, втянуло его в это занятие.
