— Нет, она права. Совершенно права, — вступился за меня Сергей Сергеич. — Я в эти дни, в эти последние дни, хочу почаще быть с мамой. Не оставлять ее…
«Почему именно «в эти дни»? И почему в «последние»?» — не поняла я.
Уже на лестнице Сергей Сергеич спросил:
— О каком все же невесомом подарке… шел разговор? Я не вполне уяснил…
— Вы не догадались? — неискренне изумилась я. — Она просто хочет познакомиться с Марией Федоровной. Вот и все. Это и будет вашим подарком… Ведь она же сказала: «Давайте спустимся вниз!»
— Ах вот что! Ну, это вполне реально. И даже будет весьма кстати. Особенно через некоторое время. Дней через десять.
Я опять ничего не поняла.
— Нет, это не Сергей Сергеич. Походка слишком торопливая, — сказала я.
Мария Федоровна пристально и с некоторым удивлением взглянула мне прямо в лицо:
— Тоже к шагам прислушиваешься? — Помолчала немного и с грустью добавила: — Сережа сегодня не придет обедать.
— Как не придет?
— Дел много… К отъезду готовится.
Я машинально закрыла щеки руками, чтобы Мария Федоровна не заметила, как я краснею. Или бледнею…
— Он уезжает? В командировку?..
— Нет, надолго. В сибирское звероводство.
«В Сибирь захотел?» — запугивала мама папу. А Сергей Сергеич, стало быть, именно туда и собрался… по собственной воле.
Не знаю, как это вышло, но я вдруг зло и громко заговорила, почти закричала:
— Они не смеют его посылать… Не имеют права! У него мать больная. Никто не может его заставить!
Мария Федоровна совершала в эти дни, как сказал Сергей Сергеич, «первые дальние переходы с частыми привалами».
Услышав мои слова, она сделала внеочередную остановку: неловко села на стул, будто слова мои толкнули ее.
— Вира… — тихо сказала она. — Я все-таки поднялась на ноги. И не без твоей помощи. А сама ты… Никто его не заставляет. Он сам решил ехать. Трудно мне будет без него. Ничего не говорю, очень трудно… Но ведь у него мечта есть: столько, говорит, разных там пушистых зверьков вырастим, чтобы Лена Сигалова в красивой шубке ходила! Это он особо подчеркивает.
— Меня он… не подчеркивает? — Как эта фраза вырвалась у меня изо рта!
Мария Федоровна вновь задумчиво глянула мне в лицо:
— Вслух ничего не говорит. Но может быть, молча, про себя…
И тут мне очень захотелось уговорить Марию Федоровну, чтобы она не пускала его в Сибирское зверохозяйство.
— А все-таки он плохой… то есть не вполне заботливый сын, если может вас оставить!
Марию Федоровну рассердили мои слова. Она с трудом поднялась, подошла к окну и стала глядеть во двор, где ребята со снежками и льдышками в руках брали «неприступную крепость» — нашу старую сломанную беседку.
