Мы перебежали через захламленный хозяйственный двор, и в самом углу Юнгар легким толчком перемахнул через забор. И я за ним. Выскочили в проулок, Юнгар полоснул носом асфальт, как миноискателем, и рванул в глубь дворов. И здесь стал набирать скорость.
А мне-то что? Я и быстрее могу поспевать, Юнгарушка. Тебе четыре года, а мне двадцать три, мы прожили с тобой треть своей жизни, мы с тобой ровесники, мы с тобой еще молодые и оба очень здоровые! Пошли, Юнгар, ищи, ищи, я за тобой поспею…
Юнгар влетает на детскую площадку, пересекает песочник, делает быстрый и плавный круг вокруг скамейки, на которой, видимо, ночью отдыхали воры, а сейчас сидят остолбеневшие бабушки и няньки и зачарованно глядящие на собачку малыши, и резко, рывком-рывком, режет наискось газон, сильным махом перелетает через кусты и снова — в переулок…
Наше дыхание сливается, прошел первый противный мандраж поиска, и мы оба уже окунулись в веселый крепкий азарт охоты. Незримая, никем другим не ощутимая нить острого запаха кроликов ведет Юнгара компасной стрелкой, она злит и волнует его нервы поискового пса, и эти полкилометра, что мы пробежали вполсилы, внушают ему уверенность в успехе, — больше всего городская розыскная собачка ненавидит запах резиновых автопокрышек и вонь сгоревшего бензина, потому что обычно на этом смрадном барьере кончается для нее настоящий след. А если след не оборвался рядом с местом происшествия, значит, он будет еще долго вести через дремучий лес чужих, ненужных сейчас запахов — резкий, как пила, смрад резиновой обуви, волнующий аромат собачьих «визиток», кошачий злой, противный дух, аромат случайно пролившейся из сумки мясной сукровицы, дурманящее, сбивающее с пути дыхание женских пудр, помад и одеколонов, больное, как толчок в нос, колыхание отравленного воздуха над большим пятном машинного масла, горькую пыльцу цветов и слабых осенних трав, одурь типографской краски от клочьев газеты и сорванных афиш…
Вдох-выдох, вдох-выдох, легче шаг, толчок правой. Еще быстрее!
Ищи, ищи, Юнгар!
Ах, как прекрасно чувствовать послушность каждой своей косточки, каждой мышцы, любой связки, когда между нами с Юнгаром — пять метров лонжи, и мы мчимся без топота и хрипа, и земля будто сама отталкивает нас для полета в следующем прыжке, и сердце бьется ровно и гулко, и холодный осенний воздух кипит в крови пузырями, как боржоми.
Ищи, ищи, Юнгар! Вперед, через пустырь, Юнгар!
Наш инструктор-наставник капитан Емец знает про собачек и поисковую работу все. Но для этого ему пришлось прослужить почти тридцать лет, и устало сердце, и когда он вышел в последний раз на поиск бандитов в Бирюлеве, его призовая собачка Акбар вела по следу одиннадцать километров, и Емец, у которого хватило сил воспитать ее, не мог их собрать, чтобы бежать одиннадцать километров, и он привязал лонжу к бамперу милицейского «газона», и Акбар тащил за собой двигавшуюся на второй скорости погоню, пока не привел к укрытию бандитов.
