— Что за странные почести?
— Я сообщу вам об этом и еще о многом, но там, наверху…
Парамошин не обманывал — он был исполнен серьезных намерений. Но когда дверь Машиного кабинета, скорей все же напоминавшего комнату, прочно захлопнулась, замкнутое пространство, на котором их было двое, разгорячило его необузданность. Он съедал Машу глазами, стаскивал с нее возбужденным взглядом одежду. Дед, ходивший на медведей, снова проснулся в нем.
— Откройте дверь!
— Сквозняк получится.
— Это лучше, чем духота.
Он с неловкой осторожностью приоткрыл.
— Это комната свиданий или ординаторская?
— Это кабинет главного психиатра! — ответил Парамошин, ликуя, что наглухо припечатал Машу к своей больнице.
— Как же это вы назначили меня, не испросив моего согласия?
— Назначило министерство. Но по моему представлению…
— Они и вы не учли, что я умею вникать только в истории болезней, а не в диссидентские истории.
Вадим Степанович неспешно полез во внутренний карман пиджака за каким-то решающим аргументом. Достал заклеенный конверт и протянул его Маше. Внутри лежала записка: «Маша, не отказывайся. Если хочешь меня спасти…»
— Это Спиноза? — спросила она.
— Так прозвали его в институте. Но в шутку, конечно.
— Нет, абсолютно всерьез. Он был самым умным на курсе.
— Кто это измерял? Кто высчитал?.. И как вам удалось узнать его почерк?
— Он посвящал мне стихи. — Вадим Степанович сник. — И в чем же выразилось его диссидентство?
Он снова воспрял.
— Как психиатру и заведующему больничным отделением Спинозе (ставлю это слово в кавычки!) предложили излечить одного… свихнувшегося на несогласиях и протестах. А Спиноза в ответ оповестил мировую общественность, что психиатрическое учреждение превращают в застенок. Тогда его самого попросили пройти курс лечения. Но уже в нашей больнице… Он согласился, если лечить его будете вы. Министерство надеется, что в результате он признает свое заблуждение. Откажется от ненормального своего навета. И признает, что ошибся из-за временного нарушения психики или, по крайней мере, нервного срыва.
— Вы, как я понимаю, изложили мои задачи? Что ж, я хочу его видеть.
— Сегодня нельзя.
— Почему?
— Нужно особое распоряжение министерства.
— Его охраняют?
— Ну какие у нас охранники! Обыкновенные санитары.
— Со смирительными рубашками?
— Если б он буйствовал… Тогда у нас не было бы ни малейших тревог. Но он спокоен и выглядит совершенно здоровым. В этом вся сложность заболевания. Он внятно растолковал зарубежной прессе свою бредовую точку зрения.
