— Удивительно: мама мне о вас ни разу не говорила.
— Она меня и не может помнить: скольких еще вызволила! И не только в результате своего официального адвокатства… Она всюду — защитница.
— А вы возлюбили профессию следователя?
— Я возненавидел ее: следователи сгубили моих родителей. И я вознамерился, по наивности, вероятно… даже на этом поприще отстаивать справедливость. Кстати, Полина Васильевна не должна знать, что я, защищенный ею, веду это следствие.
— Почему?
— Если по совести, я не имею права на это расследование. Слишком многим вашей маме обязан. Но главное, она захочет оказывать мне содействие — опытом, своими советами. И тут уж Парамошин непременно что-то пронюхает. Простите за грубое слово. А коли я привлеку его к уголовной ответственности? Обвиню? Нет, нельзя. — Он призадумался. — Есть и другая причина, по которой я должен бы отойти от этого дела.
— Почему еще вы должны от меня отказаться?
— Этого не могу… объяснить.
Он заикался уже на каждом слове.
Потом отыскал в пижонистом кейсе коробочку, вынул из нее две пилюли и налил из графина воду.
— Сразу две? — с профессиональным недоумением спросила Маша.
— Иначе не действуют.
— А что у вас?
— Давление. Вроде злокачественное. Так говорят…
— И когда это началось? — точно Митя был у нее на приеме, спросила Маша.
Он отмахнулся:
— Давление — это нормально: вся жизнь давит. Злокачественно…
— Если это вообще жизнь. А тут и я вам… на голову!
— Голова в этом случае ни при чем, — словно посочувствовал себе Митя. — Давайте лучше про вашу маму… Вечно она о ком-то и о чем-то пеклась. Даже о парамошинском заведении. Чтобы все юридически было в порядке. Раз там работает дочь!
— Вам и это известно? Почему ж вы молчали?
— Молчать — одна из неприятных обязанностей моей должности. — Митя записывать перестал. — Как Полина Васильевна перенесла горе?
— Я сказала, что муж мой внезапно скончался от сердечного приступа, а что все остальное — сплетни.
— Пусть так и думает, — согласился Митя.
— Ночью сердечный приступ, который в действительности не случился с моим мужем, случился с мамой. Диагнозом был инфаркт. Правда, со знаком вопроса в скобках… И это вдобавок к другим ее… катастрофическим хворям!
— Каким, если не тайна?
— Тайна. Даже для следователя.
— Тогда извините.
— Судьба в этот раз надо мной смилостивилась — и удовлетворилась маминой стенокардией. Инфаркт не подтвердился… Но на похороны я ее не пустила. Она мои просьбы неукоснительно выполняет. С малолетства ни в чем не отказывает!
