Песчаная глыба сорвалась с вершины дюны и зашуршала по склону к корпусу корабля. Напряжённость нашего слуха усилила звучание, которое стало похоже на слабый свист стеклянной лавины. Большой Джим вскочил, указывая туда. Чедвик медленно выругался. Я мгновенно похолодел, словно в каждой, моей поре образовались ледяные кристаллы.
– Боже! – произнёс Большой Джим, опуская свой фонарик. Чары тишины распались. Но Чедвик, стремясь использовать их в своих целях, позаботился, чтобы совсем они не исчезли. Я начал восхищаться этим человеком: он был прирождённый, хотя и необученный, психолог. Я не представлял себе тогда, зачем ему нужно было разжигать вражду Бенсона к Макгигу; мне казалось, что это просто упражнения музыканта, пробующего неподатливый инструмент.
– Хорошо проделано, Майк! И почти сработало! – сказал он.
Мактиг о чём-то думал, и ему пришлось прервать это занятие. Он помолчал, казалось, мысленно оценивая укол Чедвика, потом резко спросил:
– Проделано? Что проделано? Я не отрицаю своих способностей, но будь я проклят, если понимаю, как я мог сбить гору песка в сорока ярдах от себя, не шевельнув пальцем. Вы что, считаете меня волшебником, способным к телекинезу?
– Я имел в виду не песок, – сказал Чедвик. И спросил, внешне вполне невинно, но явно имея в виду утренние подозрения Бенсона: – Чем вы подействовали на Пен? Пережиток юридических хитростей? Так запугать присяжных, что, стоит бросить им хлопушку, и они решат, что это бомба! Здорово проделано, Майк!
Чёрные глаза устремились к Бенсону, проверяя, как подействовал намёк. Мактиг задрожал, удерживаясь, я это видел, от грубости. Губы Большого Джима напряглись, лоб наморщился, но, что бы он ни испытал, он этого не выразил.
Он разорвал напряжение между Мактигом и Чедвиком, резко повернувшись ко мне. И спросил:
– А вы, Фенимор? Что, по-вашему, нам сделать с колесом?
Я ответил:
– Не спрашивайте меня, сэр. У меня вообще нет мнения. Вы глава экспедиции. Как вы скажете, так и будет.
Он усмехнулся, потом снова посерьёзнел:
– Забудьте, что я босс. Мне нужен откровенный ответ.
– Тем не менее, – ответил я, – мне нечего сказать. Я всего лишь зритель.
Он снова усмехнулся:
– Свидетель, да? Ну, что ж, и это подойдёт.
И добавил, обращаясь ко всем нам:
– Вы своё мнение высказали, теперь я скажу своё. Я хочу это колесо, хочу всё, что может предложить это чёрное дитя моря. И я предвижу беспокойство среди экипажа «Сьюзан Энн». Если мы сделаем ещё несколько ездок сюда, они придут разнюхивать, несмотря на все наши предосторожности. Поэтому мы лишим эту крошку девственности сегодня ночью. Пен спит, – он взглянул на Мактига, – и ничего не узнает, пока всё не будет кончено. И если вы так боитесь колеса, Мактиг, можете вовсе не притрагиваться к нему. Я сам с этим справлюсь. А для начала – давайте заглянем в каюту. Я думаю, американская гордость Ирландии, вы не против того, чтобы извлечь эти гвозди из двери?
