– До ужина еще полчаса. Что делать будем?
– Может, кто дольше стул на весу продержит? – сказал я.
– Нет, лучше давай газету издадим. На тебе литературная часть, на мне музыка.
– А какое название?
Он написал: «Газета…, редакторы Д. Дженкин и Д. Томас» на крышке выдвинутой из-под дивана шляпной картонки. Д. Томас и Д. Дженкин звучало б ритмичней, но он был хозяин дома.
– Может, «Мейстерзингеры»?
– Нет, чересчур музыкально, – сказал я.
– Тогда – газета «Дружба»?
– Нет, – сказал я. – Я-то в «Гланриде» живу.
Отставив картонку, мы написали: «"Громобой", редакторы Д. Дженкин/Томас» – мелом на листе ватмана и ватман прикнопили к стене.
– Хочешь, комнату нашей работницы посмотрим? – спросил Дэн.
Мы, шепчась, двинулись на чердак.
– Как ее зовут?
– Гильда.
– Молодая?
– Нет, лет двадцать – тридцать.
Кровать была не убрана.
– Мама говорит, работницу всегда унюхаешь. – Он понюхал простыню: – Абсолютно ничего не унюхивается.
В шкатулке у нее оказалась фотография: молодой человек в гольфах.
– Ее ухажер.
– Давай ему придадим усы.
Но тут внизу задвигались, голос крикнул: «Ужинать!» – и мы убежали, оставив открытой шкатулку.
– Надо бы как-нибудь ночью вместе спрятаться у нее под кроватью, – сказал Дэн, когда мы входили в столовую.
Мистер Дженкин, миссис Дженкин, тетя Дэна и его преподобие мистер Беван с миссис Беван сидели за столом.
Мистер Беван произнес молитву. Когда он встал, мне показалось, что он как сидел, так и сидит, до того он был коротконогий.
– Благослови нашу вечерю, – сказал он так, как если бы питал глубокое отвращение к пище. Но едва отзвучал «аминь», он набросился на холодное мясо, как пес.
У миссис Беван, мне показалось, были не все дома. Она смотрела на скатерть, растерянно перебирала нож и вилку. Будто не могла решиться, с чего начать: с мяса или со скатерти.
Мы с Дэном наслаждались, глядя на нее. Он пнул меня ногой, и я рассыпал соль. В суматохе мне удалось капнуть ему на хлеб уксусом.
Все, кроме мистера Бевана, смотрели, как миссис Беван задумчиво водит ножом по краю тарелки, а миссис Дженкин сказала:
– Вы же любите холодную телятину, я надеюсь?
Миссис Беван улыбнулась ей и, ободренная, приступила к еде. У нее были серые волосы и серое лицо. Может, вся она сплошь была серая. Я взялся было ее раздевать, но, дойдя до нижней байковой юбочки и темно-синих штаников до колен, разум мой содрогнулся. Я не осмелился даже расстегнуть ей высокие ботинки, чтоб проверить, серые ли у нее ноги. Она подняла взгляд от тарелки и игриво мне улыбнулась.
