Арнольд медленно пятился по тропе.
– Я ей должен был сказать, а то бы она не ушла. Я должен был, Патриция. Ты же видела, она какая. Я ее ненавижу! Честное слово!
– Р-раз! Р-раз! – крикнул мальчик.
Патриция отвесила Арнольду одну оплеуху, другую, дергала его за шарф, колотила локтями. Она избивала его и орала не своим голосом:
– Я тебе покажу, как обманывать Эдит! Свинья ты эдакая! Поганец! Я тебе покажу, как сердце ей разбивать!
Он заслонял от нее лицо, пятился, шатался.
– Патриция! Патриция! Не бей меня! Люди смотрят!
Когда Арнольд упал, две женщины с зонтиками вынырнули из-за куста под валящим снегом.
Патриция стояла над ним:
– Ей врал и мне будешь врать? Вставай, Арнольд Мэтьюз.
Он встал, поправил шарф, утер глаза красным платочком, приподнял шапочку и побрел к навесу.
– А вы? – Патриция повернулась к любопытным. – Постыдились бы! Две старые карги, снежком играются.
Те метнулись за свой куст.
А они с Патрицией, взявшись за руки, пошли снова к главной аллее.
– Я же снеговику шапку оставил! – вспомнил он. – Мою любимую шапку!
– Беги скорей. Семь бед – один ответ. Уж мокрее мокрого.
Он еле нашел свою шапку под снегом. В углу под навесом сидел Арнольд и читал письма, которые вывалила Эдит, медленно переворачивал мокрые листы. Арнольд его не видел, и он, стоя за столбом, не стал мешать Арнольду. Тот внимательно читал каждый лист.
– Что-то долго ты ее отыскивал, – сказала Патриция. – А молодого человека там не видел?
– Нет, – сказал он. – Он ушел.
Дома, в теплой гостиной, Патриция ему опять велела переодеться. Он держал руки у огня, и скоро им стало больно.
– У меня руки подгорели, – сказал он. – И ноги, и лицо.
Она его утешила и потом сказала:
– Ну? Вот видишь. Все прошло, ничего не болит. Не сразу сказка-то сказывается. – Она суетилась, что-то прибирала в гостиной. – Все сегодня наплакались всласть.
Я стоял в конце спортивной площадки и бесил мистера Сэмюэлса, который жил сразу же за высокой оградой. Мистер Сэмюэлс еженедельно жаловался, что школьники запускают яблоками, мячами и камнями в окно его спальни. Он сидел в шезлонге посреди своего ухоженного садика и пытался читать газету. Я был от него в нескольких метрах. Я играл с ним в гляделки. Он притворялся, что не замечает меня, но я знал, что он знает, что я тут стою, спокойно и нагло. То и дело он поглядывал на меня из-за газеты и тогда видел, что я тихо, строго и одиноко смотрю на него – глаза в глаза. Я решил уйти домой, как только он сдастся. К обеду я все равно опоздал. Я почти его победил, газета дрожала, он пыхтел, но тут незнакомый мальчишка, неслышно подкравшись, стал толкать меня вниз с горы.
