— Он сказал: «У меня будет бессонная ночь. Придется померзнуть, к тому же в темноте». Примерно так он сказал.
Контатти уверенно кивнул, словно пришел к какому-то определенному заключению.
— Нет никакого сомнения, обмен произойдет в аэропорту. Шабе, ты уверен, что числа, записанные на листке из блокнота, означают время?
— Это расписание ночных рейсов во вторник, до двух часов ночи. — Старик возвратил листок бумаги Контатти, который, прежде чем положить в карман, еще раз посмотрел его на просвет.
— Аэропорт — логичный выбор, — заговорил Шабе глухим голосом. — Меньше риска. Прибудут на самолетах и сразу же улетят. Они делали это уже сто раз.
— Наши московские друзья — консерваторы, не любят новшеств, — заметил Контатти и взглянул на Шабе. — Меня беспокоит… темнота. Боюсь, что придется пересмотреть наш план.
Лицо старика оставалось невозмутимым.
Контатти обратился к Мерилен:
— Видите, вы подтвердили нам то, что мы лишь предполагали. Обмен в аэропорту, очевидно, в секторе, который легко контролируется и хорошо защищен, на открытом месте, поздно ночью, когда движение сведено до минимума. Пока что все понятно. Уэйн сказал: «Придется померзнуть, проведу бессонную ночь». Это все понятно. Но что значит — в темноте?
— Ну ночью же темно, — заметила она.
Контатти покачал головой, обдумывая ситуацию:
— Обмен в темноте.
— Движение в темноте, инфракрасные очки… — произнес Шабе.
— Сможешь стрелять в инфракрасных очках?
Шабе кивнул. Тем не менее Контатти жестом выразил неодобрение и добавил:
— Они не годятся. На расстоянии показывают только силуэт, но не детали. Тут нужен превосходный стрелок, и, самое главное, он должен стрелять с близкого расстояния. Понимаешь? Но для тебя же нет ничего невозможного. — Он отпил виски. — Сколько лет тебе, Шабе?
Старик не ответил. Контатти улыбнулся, глядя на Мерилен:
— А вы сколько ему дадите?
— Не люблю угадывать чей-то возраст.
— Ему семьдесят, восемьдесят или немного больше. — Он обратился к Шабе: — Тебе уже пора на пенсию. Время идет, стареешь, как-никак. Бессонница, утром встаешь с больной головой, мрачный, злой…
Она чувствовала себя очень неловко, глядя на бесстрастное лицо старика, поражавшее мертвенной бледностью. Нет, Контатти не шутил: он говорил жестокие, неприятные слова, причем вполне серьезно. Что за отношения были между этими людьми?
Свои колкости Контатти завершил презрительной улыбкой.
— Иди-ка ты лучше домой, старик. Отправляйся на кладбище, там твое место.
