— Ты становишься похожим на меня, — усмехнулся старик.
— И не только внешне, — в тон ему ответил Захар, поправив светлые волосы с редкой сединой.
— Ты знал, что я буду тебя здесь ждать и поэтому приехал?
— И поэтому тоже…
Воздух возле кирпичного завода пах сырой глиной, несколько сердобольных старушек кормили голубей, разбрасывая по асфальту хлебные крошки. На стене у проходной висела гранитная, мемориальная доска: «Здесь работал первый коммунист нашего города Роман Пацюк».
Теперь ноги вели Захара обратно от вокзала к синагоге. Там где раньше находилась пекарня Гройса, сейчас был гастроном «Дары Украины». У боковой двери магазина двое рабочих в серых комбинезонах неторопливо разгружали грузовик с умопомрачительно пахнувшим, ржаным хлебом. Хвост прокачивающейся от нетерпения очереди обвивал газетный киоск и заканчивался на трамвайной остановке. Захар вспомнил, как мама рассказывала ему, что такого вкусного хлеба как выпекают здесь, нет нигде в мире. Это из-за артезианской воды, которую качают в город из глубоких подземных колодцев.
Он помнил этот город каждой клеткой своего тела. Казавшаяся раньше гигантской водонапорная башня, теперь была маленькой и ветхой. На этом рынке мама покупала продукты, а этот ивовый скверик был излюбленным местом стариков. Здесь обсуждались свадьбы и юбилеи, разводы и похороны, то есть все самые важные городские новости. Захару чудилось, что он узнаёт лица и голоса прохожих. А вот и та самая площадь. Здесь сейчас всё торжественно и нарядно, в центре под охраной двух солдат горит Вечный Огонь. Отец и дед не любили это место и всегда обходили его стороной, они рассказывали, что именно здесь пьяные матросы жгли книги.
Неожиданно, будто натолкнувшись на невидимую стену, Захар остановился. На месте их разрушенного дома, стояло кирпичное трёхэтажное здание с неоновой вывеской «Дом Быта». Захар остановился, достал из кармана три белых круглых камешка и аккуратно положил на краешек крыльца. Потом отошёл чуть в сторону, до синевы в костяшках сжал кулаки и беззвучно заплакал. Прошло десять минут, а может два часа, Захар перестал следить за временем. Ему не хотелось уходить, здесь было легко и мирно, ему показалось что он испытывает давным-давно потерянное или забытое чувство гармонии.
— Пойдём посидим в тишине, — Захар услышал из-за спины тихий голос деда и резко вздрогнул, стряхивая оцепенение.
Синагога ещё больше вросла стенами в землю. Захар смотрел на это видавшее виды здание, как на старый застывший сон. С виду это был не большой, чистый дом с позеленевшей жестяной крышей. Вдоль оштукатуренных стен росли молодые рябины, с обеих сторон от входной двери, был разбит газон с жёлтыми георгинами.
