— Я понимаю… — в тон ей повторил Захар.
— В конце февраля 45-го года Герр Гастенбаухен в последний раз приехал на ферму. В этот раз было не до праздничных встреч. Он собрал всех работников на площадке перед домом, произнёс короткую речь, а потом каждому по очереди пожал руку и вручил конверт. В конверте были английские фунты, бундесмарки тогда уже ничего не стоили. Когда все разошлись он попросил разжечь камин в кабинете, позвал Виктора и плотно закрыл дверь. Они долго беседовали, затем экономка позвала меня. Я не знаю о чём Виктор говорил с отцом, когда я вошла оба они были раскрасневшиеся и не смотрели в сторону друг друга. Вечером того же дня мы все вместе уехали в Дортмунд. Я думаю Герр Гастенбаухен согласился взять меня с собой из страха потерять второго сына, брат Виктора воевал у Роммеля и пропал без вести в Марокко…
Рассказ Любы прервал механический голос динамика.
— Через 10 минут Дрезден. Вы бывали в Дрездене?
— Бывал, — Захар усмехнулся.
— Надеюсь посетили галерею Старых Мастеров?
— Несомненно!
— Gut, а сейчас извините Герр Пандир, нам ещё нужно вернуться в вагон забрать свои вещи. Кстати не могу припомнить при каких обстоятельствах, но я уже когда-то слышала вашу фамилию, — Люба потёрла пальцами висок, силясь вспомнить, — кажется от Нади, она как-то упоминала… Нет, не вспомню, а сама ешё хвалилась хорошей памятью, видите сглазила… Но в любом случае, мне было очень приятно с вами познакомиться. Всего вам доброго и счастливого пути!
— Один вопрос, Фрау Гастенбаухен, — Захар остановил Любу.
— Пожалуйста…
— Как вы оказались в ГДР?
— Всё просто… День рождения моей сестры 13 августа. По традиции каждый год этот день мы проводим вместе. В 61-м году в этот день, точнее ночь, Берлин разделили стеной… — Люба очередной раз улыбнулась, хотя в этот раз в её глазах блеснула грусть, — сегодня кстати 13 августа…
Через пять минут вагон мягко остановился у перрона Дрезденского вокзала. На платформе Захар увидел пожилую, сухопарую монашку. Близоруко щурясь, она всматривалась в выходящих из вагонов пассажиров. Внезапно покрытое сеткой тонких морщин лицо монахини осветила счастливая улыбка…
На перроне три осипших динамика, мешая друг другу орали популярную песню:
«…Ленин всегда живой,
Ленин всегда с тобой…
В каждой твоей весне,
В каждом счастливом дне,
Ленин — в тебе и во мне…»
Вокзал вызвал в нём волну противоречивых чувств. Всё вокруг было одновременно до боли знакомым и чужим. Поезд, разогнав обедавших на шпалах воробьёв, двинул дальше на Восток, оставив Захара одного на узкой, заплёванной семечками платформе. Возле спуска в подземный переход, на низкой скамейке, пригревшись на солнышке, согнув в коленях ноги и подложив под голову кулак, сладко спал бомж. Захару вдруг показалось, что он узнал в этом человеке героя Революции, обладателя наградного «Буре», милиционера Василия Цыбуленко. Он не стал его будить, а только аккуратно сунул в оттопыренный карман его замусоленной рубашки несколько фиолетовых купюр. Центральный зал вокзала напоминал купол цирка-шапито. Яркие мозаичные панно на стенах рассказывали приезжим о гражданских подвигах и трудовых буднях горожан. В ржавом туалетном зеркале, рядом со своим лицом Захар увидел лицо деда.
