– Спаси, Господь и Пресвятая Богородица! Ты молитвы читал? Ладаном углы окуривал? Святой водой сбрызгивал?
– Все делал…
– А что Авель?
– Приходит… Белый, длинный, аки жердь, космы седые развеваются, а сам колышется… Рта не раскрывает, а я его все одно слышу! Бубнит и бубнит про житие свое и страдания…
– Чего ж ему надобно? – испугался старый монах.
– Скучно ему, муторно, поговорить хочет…
– С тобой?
– Выходит, со мной. Я сам беду накликал! Зачем я тебя слушал? Речи твои греховные до души допускал?
– Ты меня пытал про Авеля, я и сказывал, – обиделся Феодосий. – Коли он в твою келью повадился, тебе и ответ держать. Видно, помыслы твои нечисты…
Макарий смиренно опустил голову и пригорюнился.
Разговор этот происходил по дороге в трапезную, где братию ожидало праздничное угощение в честь основателя монастыря. Когда они вошли, перед иконостасом уже горели свечи, молодой голосистый инок пел тропарь[21]дня. Столы были накрыты белыми скатертями и обильно уставлены блюдами с едой: рыба вареная и жареная, горох, каша, пирожки с яйцами и медом, свежий хлеб, квас. Игумен благословил трапезу и раздал братии принесенные из церкви просфоры[22]. Монахи, крестясь, рассаживались за столы.
Макарию, несмотря на длительное воздержание от пищи, не хотелось есть. Он с трудом заставил себя прожевать просфору. Феодосий, наслаждаясь угощением, с тревогой поглядывал на него.
После обеда прозвучала благодарственная молитва, и братия направилась в церковь. Там Макарий под неусыпным оком Феодосия, едва шевеля губами, послушно пел псалмы…
– Полегчало тебе? – украдкой шепнул старший инок и не услышал ответа.
Макарий потупился и молча зашагал в келью, отдохнуть до следующего богослужения.
Закрывшись у себя, он лег на твердое ложе и позволил мыслям вырваться на свободу. Дух Авеля, которому, по всей видимости, наскучило безделье, искал собеседника. То, что монах-прорицатель не успел записать на страницах «Книги бытия», просилось наружу.
– Почто ты меня искушаешь? – робко осведомился инок у призрака.
Авель – если то был он, а не принявший его обличье Змий – долго молчал, отвернувшись. Дрожащий от страха Макарий мог видеть только его спину в гробовом саване и белые волосы. Наконец тот безмолвно указал перстом на крохотный столик с письменными принадлежностями…
После того как урожай на монастырских угодьях был собран, а сено на зиму припасено, зарядили осенние дожди, и Макарию назначили новое послушание: переписывать монастырские счета, так как он получил в миру образование, прочитал множество книг и обладал красивым почерком. Чтение и пытливый ум завлекли молодого человека в дебри религиозной философии. Душевные метания в конце концов окончились постригом. Жажда постижения благодати обернулась монашеской аскезой. Однако, смирив плоть и чувства, Макарий так и не сумел смирить ум.
