Потом они вытащили из холодильника новогодние яства и аккуратно упаковали их в сумку, ту самую, в которой Миша носил саксофон.
Они ждали автобус, его не было и не было. Снег прекратился так же внезапно, как начался. В узких разрывах туч неожиданно появилось яркое, коралловое солнце. Вика и Миша одновременно замолчали, прислушиваясь к звукам возвращающегося к жизни города: шуршащим по снегу автомобильным шинам, сердитым крикам грузчиков у ликёро-водочного, обрывкам музыки, доносившейся из «Метелицы». Кашляя выхлопными газами к остановке подполз автобус, но двери не открылись, они были плотно зажаты телами «строителей Коммунизма». С трудом удалось поместиться в следующий за ним, хотя и он тоже был заполнен почти до отказа. Неохотно сдвинувшись с места, автобус пугливо заскользил между обледенелыми сопками. Их пытались растащить, но они крепко держались друг за друга. Вика улыбалась, легко касалась губами его подбородка. Миша опускал лицо за воротник её пальто, вдыхал её аромат, целовал шею. Постепенно салон опустел, вскоре они остались вдвоём в центре гармошки.
— Мы проехали нашу остановку…
— Думаешь… — на щеках девушки расцвели розы.
Они с трудом оторвали глаза друг от друга, чтобы посмотреть в окно. У памятника Розы Люксембург собиралась толпа митингующих с любопытным транспарантом: «Руки прочь от вьетнамок!»
На барже они оказались, когда последние солнечные лучи уходящего года, уютно улеглись вдоль бетонного парапета. На обледенелых проводах звонко ссорились румяные снегири. Бомжи были на месте, в бочке громко трещали дрова, над палубой вился сизый дымок. У огня сидели Шахтёр и Сыч.
— Я бы сейчас съел яишню трёхглазую с докторской колбасой или ещё лучше с любительской… — Шахтёр вдруг оборвал речь, — Доктор, смотри кто идёт! Ты был прав, — он показывал рукой в сторону берега, — с меня казённый чекушник!
Из кормовой рубки показался Доктор, его борода скрывала улыбку, но по глазам было видно, что он им рад!
Стол накрывали в кают-компании, Сыч затопил буржуйку, стало тепло и даже уютно. Стены помещения были оббиты фанерой и обклеены шершавыми обоями, на полу лежали плотно подогнанные одна к одной и выкрашенные серой грунтовкой доски. В центре стоял привинченный к полу прямоугольный стол накрытый розовой клеёнкой, вокруг него три проволочных ящика из под молочных бутылок и грубо сколоченная деревянная скамейка. Над столом висела керосиновая лампа, блики от горящего фитиля играли в покрытых инеем иллюминаторах. В углу была прибита полка, на ней лежала аккуратно обёрнутая газетой книга, карманный фонарик и транзисторный радиоприёмник «Спутник».
