Первое, что ему бросилось в глаза, когда он открыл дверь, это потная спина Маруси, раскачивающаяся как на качели, взад-вперёд. Саша окаменел. Маруся оглянулась, облизала губы кончиком розового языка, но качания не прекратила. Саша ещё несколько мгновений постоял, потом решительно двинул к кровати. Первой в окно вылетела Маруся, вслед за ней последовал смуглый, носатый мужик. А шахтёр не торопясь откупорил «Особую», достал из стенного шкафчика большой фужер с золотым ободком, наполнил его до краёв водкой и залпом выпил. Потом он подошёл к разбитому окну, Маруся стояла в центре клумбы, вся в незабудках. Рядом, на капоте «Москвича», лежал волосатый мужчина в носках и большой кепке, вокруг собирались любопытные. Саша сорвал с карниза занавесь и великодушно швырнул её Марусе, та благодарно опустила глаза. Вскоре послышался вой милицейской сирены.
Больше всего адвоката, прокурора да и самого народного судью, удивило то, что и Маруся, и гражданин Георгидзе, весили ровно в два раза больше, подсудимого Качалова. Суд длился не долго, Маруся плакала, путалась в своих показаниях и в самом конце произнесла фразу, поставившую в тупик публику и юристов: «Чем больше я узнаю мужчин, тем больше мне нравятся животные!» Гражданин Георгидзе, вообще ни на что не жаловался, а претензии имел только к Гидрометцентру — лето выдалось жаркое и его гвоздики портились быстрее, чем продавались. Александр Мантулович Качалов, учитывая хорошие характеристики с места работы, получил два года за мелкое хулиганство и отбыл в лагерь общего режима, первым же попутным этапом. На вокзале его провожала Маруся, рядом с ней сидел огромный дог, она размахивала в след уходящему поезду кружевным платочком, с языка дога на вымытый дождём перрон, стекала длинная слюна…
Всю дорогу Саша молчал, когда удавалось протиснуться к окну, неморгая смотрел в пустоту одной шестой части суши. Уже где-то за Ставрополем, он перезнакомился с остальными пассажирами. Руководил этапом смотрящий Зяма-Треф, татуированный звёздами блатной, ещё довоенной закалки. Он не признавал беспредел, разводил разборки по понятиям, не допускал мордобоя. Блатные играли в карты, приблатнённые пели «за Мурку», остальные отсыпались, травили байки, дымили, благо курева было полно, алтайский конвой не зверствовал. Сашу и ещё десяток зэков высадили в Новороссийске. Там их пересадили на узкоколейку и через день их путешествие закончилось в посёлке с ничего хорошего не обещающим названием — Нижняя Галда. Разговорчивый сержант конвоя, рассказывал лузгая семечки, что до Революции, в этих местах чалился зэка, Михаил Лермонтов.
