— Здорова всем, — с порога поздоровался Савелий.
— Здоровее видали, — неприветливо ответил за всех один из них, — дверь запри, пар уходит…
Савелий плотно прикрыл дверь и тут же подсел к монахам, Фадей и Валера немного помявшись с ноги на ногу на покрытом плесенью полу тоже присоединились к ним. Монахи говорили о бане.
— … В штрафбате под Барановичами сами эту, как её, баньку сварганили, — рассказывал седой монах Брат Илья, — собрали кирпича битого, цемента полно было, ох крепкая баня вышла, по два дня жар держала… Правда топили «по-чёрному», без дымохода, но всё же баня!
— Как же это без дымохода-то? — перебил рассказчика беззубый худой монах Брат Пётр.
— Вот так это… Печь у окна соорудили, чтобы через него дым выходил. Часть дыма конечно в бане оставалась, стены потом все в саже были, но жарко топилась, к нам даже иногда солдаты париться приходили…
Монахи притихли, стало слышно как в чане шипит кипящая вода.
— А как ты Илюха в штрафбат угодил?
— Хм, — Брат Илья потёр ладонью поясницу, — за дело, как и все наверное… А ну ка Петруха, похлещи-ка ветерана веничком…
Беззубый Пётр тут же вскочил, снял с каменки сухой берёзовый веник, помочил его в кадке с кипятком и стал хлестать им по спине и пояснице, улёгшегося на лавку Илюху.
— Был я тогда на полжизни моложе… Мы это, как его, из окружения выходили и попали к партизанам, — медленно рассказывал бывший штрафник, непроизвольно постукивая пальцами по мокрой лавке, — вот и остались у них. Ну не пробиваться же к своим, у нас на семерых ей-Богу одна винтовка и три патрона…
В поиске поддержки монах обвёл всех неторопливым внимательным взглядом. Никто ничего не сказал и он стал рассказывать дальше.
— Я ведь сапёром был, так что партизанам в самый раз пришёлся. Вот и стал воевать с ними, партизанская война дело не хлопотное. Леса в Белоруссии суровые, болота непроходимые кругом, немец туда соваться боялся. Партизанам хорошо жилось — дичи в лесу полно, опять же грибы-ягоды, посылки с этим, как его, парашютом — хлеб, лекарства, газеты, медали всякие. А мы что — конвой немецкий постреляли или комендатуру сожгли и обратно в лес, ищи нас там, свищи. Иногда правда бомбили нас, когда рацию засекали, но это редко, раза два на моей памяти…
Илюха устроился поудобнее, снял с груди несколько налипших берёзовых листиков и подбросил в топку сучковатое полено. Блики огня высветили на левой груди монаха профиль Сталина. Генералиссимус в прятал злодейскую улыбку в пышные усы.
