— Хм, — Ефимыч наморщил широкий лоб, — а проводку смотрел, мож коротит где?
— Ты чё бугор, разве не видел, она же как новенькая, будто вчера со склада.
— Ну да, у нас на складе отродясь таких не было… Восьмитонных полуосей как грязи, а проводов нет хоть ты тресни. Что генератор?
— А что генератор, мы же его вместе перемотали, потом ещё на стенде прогнали, он крутился, как скаженный, — Виталик достал пачку «Дымка», убедился что она пустая, разочарованно скомкал её и зашвырнул глубоко под шасси, — непонятно всё-таки. Устал…
— Не студи мозг салага, тебе не понять, в бурсе вашей этому не учат. Идём обедать, я слыхал сегодня сметану завезли…
Ефимыч неспешно встал, положив ладонь на поясницу разогнулся, одёрнул пропитанный соляркой ватник и не дожидаясь ученика отправился в столовую.
— А что с этим делать? — Кивая на «Перегон», вдогонку ему крикнул Виталик.
— Подари пионерам на металлолом, — бугор ответил не оглядываясь, — к хреновой матери…
Когда железнодорожники скрылись за аккуратными штабелями шпал, «Перегон» судорожно вздрогнул, несколько раз тускло моргнул лобовым прожектором, протяжно свистнул тормозными цилиндрами, присел на рессорах и больше не поднялся.
* * *
Путь до монастыря староверов выжал из людей все силы. Месяц скитаний по лесам и болотам, ночи проведенные под злым зимнем небом, отсутствие горячей пищи, сделали своё дело. Почти всю дорогу, в ожидании когда их покинут силы, беглецов сопровождала стая волков. Днём их не было видно, а как только темнело их глаза светились хищной злостью. Однажды не выдержав соблазна один из волков, молодой и крепкий, рванул с места и бросился на замешкавшегося Валеру. Фадей подстрелил его в нескольких шагах от Чингисхана. Когда люди отошли на безопасное расстояние, горячее тело волка мгновенно растерзала голодная стая. Животные слизали даже кровавые пятна со снега. Последняя неделя была особенно тяжёлой, мороз вроде немного отпустил, но безжалостный ветер выдувал из изнуренных дорогой и холодом людей последние тепло и силы. Стоя у дверей поросшего жёстким мхом деревянного сруба, вероятно служившего его хозяевам охотничьим домиком, беглецы выглядели больными и разбитыми. Валера был сильно простужен, он часто и глухо кашлял. У Саши и Фадея отросли косматые бороды, Ольга ещё больше похудела, её лицо обветрилось, губы потрескались, вокруг воспалённых глаз появились тёмные круги.
В помещении пахло пустотой, пылью и сыростью. Первым делом Фадей затопил настоящую каменную печь. Заготовленные вокруг сруба поленья сперва немного дымили, а потом весело затрещали, щедро отдавая своё тепло. Когда печка разгорелась, в доме появился терпкий запах разогретой сосновой смолы. Попив хвойного отвара, Валера не раздеваясь прилёг на низкую лавку и буквально сразу уснул, во сне он нервно вздрагивал, бредил нашёптывая какие-то заклинания. Фадей, раздобыв махорку, вышел на улицу и одну за другой курил самокрутки. Ольга долго не могла согреться, она сидела на низкой лавочке рядом с печкой и безотрывно смотрела на дикие танцы голубоватых язычков пламени. Искры от огня иногда вылетали из печки и оставляя после себя мерцающие зигзаги, разлетались в разные стороны.
