После этой поездки, Прия немного отдалилась от меня, кроме того она стала пропускать занятия, днями не выходила из общежития. Я несколько раз приходила к ней, она ещё больше замкнулась в себе, похудела и стала похожа на испуганную, выпавшую из гнезда ласточку. Однажды её не было на занятиях две недели подряд. Я справлялась о ней у её земляков, но те только пожимали плечами и уходили от ответов. В деканате тоже ничего толком не ответили, а замдекана твёрдо посоветовал мне заниматься учёбой, а не политикой. Прошло ещё несколько дней, я не находила себе место и в конце концов решила всё выяснить до конца. В общежитии меня будтобы уже ждали. Не успела я войти в дверь, страдающая хронической ненавистью ко всему вокруг комендантша, ехидно улыбаясь вынесла мне пакет и сказала, что это от Прии.
Я с трудом удержалась, чтобы не развернуть его прямо в вестибюле общежития. Дома мы с мамой опешили, в розовый шарфик Прии была завёрнута плотная пачка стодолларовых купюр. Ни письма, ни записки, только деньги и пахнувший сладковатыми духами почти прозрачный розовый шарфик. Из оцепенения нас вывел длинный звонок дверь. Дальше был кошмар — милиция, понятые и даже корреспондент какой-то газеты с фотоаппаратом. Потом суд и срок…
— Сколько?
— Четыре строгих…
— А что стало с твоей подругой, с Прией?
— Не знаю… Я больше никогда её не видела. Последнюю дачку в городскую тюрьму, мама завернула в свежий номер «Известий». В нём я прочла, что в Индии была предотвращена попытка государственного переворота…
* * *
В вагоне повисла долгая пауза, затем Саша неожиданно приподнял голову и прислушался.
— Что случилось? — почувствовав напряжение Оля открыла глаза.
— В тамбуре кто-то стоит, — прошептал он одними губами, — не двигайся, я сейчас…
Он легко соскользнул с горы матрацев и бесшумно приблизился к двери. Вскоре оттуда раздались приглушённые голоса.
Когда он вернулся Оля сидела, закутавшись в простынь и поджав колени к подбородку.
— Нам нужно идти, — Саша был явно взволнован, — я расскажу тебе всё по дороге…
Быстро собравшись, они на миг остановились. Вагон больше не казался сказочной лодкой, плывущей над облаками. За окном пугая эхо, хрипло каркали вороны. Из всех щелей вдруг потянуло ледяным сквозняком. Острый морозный ветер, играючи продувал арестантскую робу. Прячась от него, Оля прижалась к Саше, обняла его за плечи.
— Ты только ничего не бойся, — он вздрогнул от её прикосновения.
— Я не буду…
На выходе Саша случайно задел плечём почти пустую керосиновую лампу, она несколько раз качнулась, слетела с крючка и равнодушно мерцая голубоватым язычком пламени, покатилась вдоль стены.
