Москвичка рассмеялась.
– У нас в Москве от этого излечились давно и уже никого не ждут,– сказала она.
– Неужели не ждут? – упавшим голосом спросила бабушка.– Это будет ужасно, если никто не придет.
– А кто же может прийти?
– Все равно кто. Лишь бы пришли. И мы тут не теряем надежду, что вот-вот кто-нибудь придет.
– Напрасно,– опять засмеялась москвичка.– В Москве когда-то тоже верили в это "вот-вот", назначали сроки, ждали, томились, мучились. А с тех пор, как окончательно уверились, что никто не придет, и зажили обыкновенной жизнью, всем сразу стало хорошо. Конечно, так будет и у вас. Бросьте эти ожидания, займитесь делом, и вы увидите, как вам будет хорошо.
Обе хозяйки, было слышно, что-то промычали в темноте ей в ответ…
Детям тоже долго не спалось.
– Я-то твой шоколад не украду,– говорила в темноте со своей постели Нюня.– Лишь бы ты мой не украл!
– Я тоже твой не украду,– обещал Вася.
Минуты две длилась пауза.
– Вася, ты спишь?
И, не получив ответа, Нюня, босая, осторожно крадется в темноте к своему шоколаду и перепрятывает его на другое место.
– Нюня, ты спишь? Отчего же ты вдруг перестала дышать? Ой, притворяешься…
И Вася ощупью отправляется в такую же экскурсию. Вася хитрее Нюни, и, переложив свой шоколад на новое место, он долго еще путает следы, нарочно возясь и шурша в потемках в разных местах комнаты.
Петр бредил:
– Слышу, по запаху слышу, у вас в кухне опять молоко убежало!.. Самые сливки ушли!..
Х
Расставание с теткой было такое же трогательное, как и встреча. Уехала она ранним утром, в волнении едва выпив на скорую руку один стакан чаю.
Жан, бегая за лошадьми, принес в распоряжение семьи еще целый каравай белого хлеба и еще фунт сливочного масла, хотя от вчерашнего дня оставалось и то и другое.
Жан положил прекрасное начало дня, он как бы задал этому дню с утра правильный тон, и весь этот день обещал быть для семьи Петриченковых столь же хорошим, как и вчерашний. А завтрашний день, без сомнения, будет для них еще более лучшим, чем сегодняшний. Они будут удаляться и удаляться от прежних трудных дней…
И, может быть, первый раз в жизни таким близким, родным и, главное, таким значительным показалось им утреннее чириканье слетевшихся в садик воробьев. Так, так, чирикайте, чирикайте! Хвалите, хвалите жизнь! Приветствуйте, приветствуйте первые лучи восходящего солнца. И нежное благоухание роз и холодноватый запах росы, неразрывно смешанный с травянистым запахом молодой зелени, все принималось сердцем глубоко и по-новому. И все представлялось новым, весь мир, вся жизнь на земле, как бы впервые начинающаяся этим прекрасным июньским бледно-розовым утром.
