Проходят в дверь с надписью "Библиотека".
XIII
В это время Зина подбегает к Шибалину, здоровается, садится, очень волнуется.
– Я видела, я видела, как она не хотела от вас уходить. Все-таки странная особа. Неужели она сама не чувствует? Почему вы не скажете ей всего?
Шибалин морщит лицо трагической гримасой:
– Женщине, с которой живешь, которую когда-то любил, которой, в сущности, многим обязан, вдруг в один прекрасный день взять и объявить, что она уже не нравится, надоела, раздражает, бесит… О, если бы вы знали, Зина, как тяжело это сделать!
– И вы до сих пор ей не объявляли?
– Нет.
– Все откладываете?
– Да.
– А про меня говорили?
– Тоже нет.
– Когда же скажете?
– Теперь уже скоро…
– Напрасно, напрасно, Никита Акимыч, вы тянете с этим. Женщине в таких случаях лучше всего говорить сразу всю правду.
– А если эта правда ее убьет?
– Не убьет. Лучше сразу перенести один удар, чем из водиться постепенно.
– Зина, а для себя лично вы тоже предпочитали бы "сразу узнать всю правду", если бы оказались в положении Веры?
– Конечно.
Шибалин долго и по-особенному глядит ей в лицо.
– Гм… Ну а я Вере не решился сказать всего. Но вчера не сказал – сегодня скажу. Вообще сегодняшний день, Зина, исключительный в моей жизни, переломный. С сегодняшнего дня ни одна женщина никогда не услышит от меня, как от мужчины, слова неправды.
Зина улыбается.
– Начнете с меня? Шибалин значительно:
– Да, Зина, с вас!
– Мне очень приятно слышать это, Никита Акимыч. Я очень благодарна вам за это.
– Не меня благодарите, Зина! Стечение обстоятельств благодарите! Вы встретились мне на моем жизненном пути как раз в такой момент, когда я пришел к решению и жить, и работать по-новому!
– Никита Акимыч, не скрою от вас: я и радуюсь такому "стечению обстоятельств", и в то же время печалюсь…
– А печалитесь почему?
– Не могу забыть ее лица, с которым она уходила от вас. На ее лице было написано такое беспредельное горе, что я сама едва удержалась от слез. Теперь-то я вижу, как эта женщина любит вас. И вчерашнее наше решение, Никита Акимыч, сейчас снова заколебалось во мне. Хорошо ли мы поступаем?
– Опять?! Опять колебания!
– Да. Но я не могу, Никита Акимыч, понимаете, не могу! Еще неизвестно, что мы с вами дадим друг другу, а ее-то жизнь обязательно разобьем. Теперь я это знаю.
– Зина! Зачем вы столько времени мучаете меня? Сегодня вы воскрешаете разговор, похороненный нами вчера! До каких пор это будет продолжаться? Тогда лучше давайте сразу, сегодня же, сейчас же покончим со всем навсегда и останемся только хорошими знакомыми!
