– Ой, нехорошо так, товарищ Шибалин, нехорошо! Осторожно прикасается рукой к его плечу:
– Товарищ Шибалин!
– Что скажете? Мухарашвили улыбается:
– Сегодня деньги тоже есть.
– Так бы и сказали.
Мухарашвили достает из кармана лист исписанной бумаги, кладет перед Шибалиным, подает перо:
– Подпишитесь тут, тогда можно будет дать деньги. Хотя эти деньги не мои, ну ничего…
Шибалин, не двигая головой, опускает глаза, равнодушно читает.
– Вот эту сумму рублей увеличьте вдвое, – указывает он пером лениво, – а этот срок путешествия уменьшите вдвое. Тогда можно будет подписать.
Кладет перо.
Мухарашвили смотрит на цифры, хватается за грудь.
– Ой, ой… Шибалин спокойно:
– Дело ваше. Отодвигает от себя условие.
Вера, с нежностью прильнув к его плечу:
– Конечно, Никочка, дешевле не соглашайся. С какой стати! Ездить по разным Асхабадам… Еще убьют в дороге. Или обкрадут. Помнишь, как в прошлом году у нас под Карасубазаром ящик с рукописями украли?..
Мухарашвили сидит согнувшись над столом; долгим, не подвижным, омертвевшим взглядом смотрит в условие; равно мерно покачивает головой; тихонько подвывает однообразный, монотонный напев, точно убаюкивает ребенка…
Антон Печальный несколько раз проходит мимо стола Шибалина, запускает один глаз в условие, силится разглядеть цифры.
Наконец Мухарашвили выпрямляется, испускает шумный вздох, делает хищные глаза, прижимает к груди два толстых пальца:
– Смотри, столько прибавлю! Шибалин тихим горловым звуком:
– Нет…
Мухарашвили горячится, прижимает к груди три пальца:
– Столько!
Шибалин по-прежнему, еще тише:
– Нет…
Мухарашвили багровеет, задыхается, прижимает к животу четыре пальца, кричит:
– Ну столько! И больше ни копейки, ни копейки!
Упирается руками в колени, тяжело дышит.
Шибалин, без слов, одним кивком головы отвечает: "Нет". Мухарашвили вздрагивает на стуле:
– Не понимаю! Не понимаю!
Достает носовой платок, вытирает с шеи пот. Потом растопыривает перед Шибалиным руки, как клешни, вбирает между плеч голову, спрашивает:
– Ну какая же будет твоя цена? Говори окончательную цену!
Шибалин, едва шевеля губами:
– Как сказал.
Мухарашвили с мучительной гримасой и с непрерывным стоном, как человек, которому делают трудную операцию, свертывает вчетверо условие, кладет его в карман, встает, откланивается Вере, уходит, сейчас же останавливается, стоит вполоборота, цыкает стиснутыми зубами Шибалину:
– Ц-ц!..
Шибалин оборачивается.
Кавказец со страшным выражением лица показывает ему все пять пальцев, волосатых, похожих на лапу гориллы.
