— Останься еще!
— Зачем?
На стуле под заблудившимся Наполеоном мой отец заставлял работников сидеть до тех пор, пока они почти мумифицировались. Как-то я сидел на нем с зубной болью так долго, что почти потерял сознание. Эннид села ко мне на колени. Я поцеловал ее, и она сказала в первый раз:
— Ты обезьянка.
Каждый раз между поцелуями она говорила эти два слова. Она расстегнула мой ремень и снова прошептала, задыхаясь:
— Ты обезьянка, обезьянка!
Когда она встала и поправила свою одежду, рыбка была уже у меня в руке. Сердце у меня бешено колотилось. Я рассказал ей о несчастном гимне ее хромоте и том, что я выбросил в Уск любовное письмо.
— Твое счастье! — просто сказала она. — Твое счастье, моя обезьянка.
Конечно, я спрашиваю себя, что может быть написано в записке. Я спрашиваю себя об этом, как только скрещиваю руки и чувствую рыбку на груди.
Один, два, три, четыре, пять ударов. Пять склянок.
Бэйквелл думает, что из-за нехватки места в записке стоит либо изречение из Библии, либо сентенция типа: «Думай обо мне!», или одно-единственное слово, как в телеграмме короля Георга. И он считает, что мне стоит дать ему прочитать записку, чтобы он мог сказать, что в ней написано, на случай, если я потеряю рыбку.
Хитро придумано, Бэйквелл. Но недостаточно хитро.
Если лечь на бок и подтянуть ноги к животу, то, может быть, я смогу немного поспать. В качестве одеяла можно использовать куртку, висящую на крючке. Из-за усталости, а может, и из-за того, что наступила ночь, я все сильнее мерзну. По всему полу шкафа валяются тряпки, от которых несет нефтью и дегтем. Я складываю их так, чтобы было помягче, и наконец ложусь. Вот если бы можно было вытянуть ноги.
Каждая вахта продолжается четыре часа. Обезьянья вахта с четырех дня до восьми вечера, медвежья вахта — с восьми вечера до полуночи, затем — крысиная вахта до четырех утра, и сразу за ней — собачья. Обезьянья вахта называется так, потому что в это время почти все висят на вантах, как обезьяны. Во время медвежьей вахты на корабле проводится приборка к ночи, а это всегда канитель и суматоха. Крысиная вахта называется крысиной, во-первых, из-за крыс, на которых, если не повезет, натыкаешься по ночам на палубе, а во-вторых, из-за того, что в это время ты сам быстро становишься похожим на крысу, поскольку постоянно настороже и при любом шорохе шарахаешься в угол. Ну а почему вахта собачья? Тут все просто: после всего лишь четырехчасового сна нужно подготовить корабль к светлому времени суток, отправить впередсмотрящего в «воронье гнездо», подготовить утренние вахты и, что самое плохое, разбудить заступающих на утренние вахты так, чтобы не получить чем-нибудь по морде. В конце собачьей вахты обычно спрашиваешь себя: кто больше устал — ты или тот, кого ты будишь. Все устали как собаки. При переходе к собачьей вахте все должны быть обласканы. Но все чувствуют себя избитыми.
