2. Разве ты не знаешь, что подобно тому, как мы, вверяя деньги своим слугам, требуем у них отчета в каждом оболе, — так и Бог потребует от нас отчета в днях нашей жизни, как мы прожили каждый день? Что же мы скажем? Чем же будем оправдываться, когда потребуют у нас отчета о том дне? Ради тебя воссияло солнце, луна осветила ночь, заблистал разнообразный сонм звезд; ради тебя подули ветры, потекли реки; ради тебя произросли семена, поднялись растения, течение природы удержало свой порядок, явился день и прошла ночь; и все это сделано ради тебя; а ты, в то время как твари служат тебе, исполняешь волю диавола? Получив от Бога столь великий дом, т.е., этот мир, ты не отдал Ему своего долга? И не достаточно тебе было предшествовавшего дня, но и на другой день, когда следовало бы немного отдохнуть от прежнего нечестия, ты опять пошел на зрелище, из дыма бросившись в пламя, низвергнув себя в другую, ужаснейшую пропасть. Старцы посрамляли свои седины, юноши подвергали опасности свою юность, отцы приводили туда своих детей, ввергая их, в самом начале невинного возраста, в пропасть нечестия, так что не погрешил бы тот, кто назвал бы таковых не отцами, а детоубийцами, нечестием погубляющими души рожденных ими. Какое же, скажешь, здесь нечестие? Но потому-то я и скорблю, что ты и болен, и не знаешь, что ты болен, и не ищешь врача. Ты исполнен прелюбодеяния, и спрашиваешь: какое нечестие? Или ты не слышал слов Христовых: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф.5:28)? А что, если я, скажешь, буду смотреть не с вожделением? Но как ты будешь в силах убедить меня в этом? Кто не воздерживается от того, чтобы смотреть, но прилагает к этому такое усердие, тот как может после созерцания остаться чистым? Разве тело твое — камень? Разве оно — железо? Ты облечен плотью, плотью человеческою, которая сильнее соломы воспламеняется от похоти.
И что я говорю о зрелище? Часто и на площади, встретившись с женщиною, мы смущаемся; а ты, сидя вверху, где столько побуждений к нескромности, видя блудную женщину, выходящую с обнаженною головою, с великим бесстыдством, одетую в золотые одежды, делающую нежные и обольстительные телодвижения, поющую блудные песни и развратные стихотворения, произносящую срамные слова, и совершающую такие непристойности, какие ты, зритель, представив в уме своему потупляешь взоры, — как дерзаешь сказать, что не испытываешь ничего человеческого? Разве тело твое — камень? Разве оно — железо? Я не перестану повторять тоже. Разве ты любомудреннее тех великих и доблестных мужей, которые пали только от одного такого взгляда? Не слышал ли ты, что говорит Соломон?
