После «Диареи» исполнили песню о ковбоях и «Колыбельную», из которой я уловил что-то про детский плач и сраные пеленки.
Хлопали «Кристоферу Робину» искренне. Когда концерт закончился, музыкантов отбуксировали в сторожку на другом конце курортного городка.
И я был с ними.
Мы сидели за столом, на котором лежало полбатона, стояла баночка повидла, пара запотевших ботлов «Зеленой марки» и двухлитровый пузырь лимонада «Колокольчик». Я помню, как Антон спросил, могу ли я написать обо всем этом.
О чем? Да вот об этом!
«Могу, — ответил я, подбирая с пола листок с отпечатком чьей-то подошвы. — Ручку найду и прямо щас напишу…»
…В десять вечера загрохотали барабаны.
— Ваш выход? — спрашиваю я.
— Пчелы против меда! — говорит Саша. — Наш.
…По средам в Stereo-баре играет действительно живая музыка. «Кристофер Робин» жжот!
Улучив момент, выбираюсь на воздух…
Меня атакует улыбчивая особа.
Ее улыбка не впечатляет из-за отсутствия центрального зуба.
— Подружимся организмами, — предлагает она.
Ага. Подружился вот так один, припечатали: СПИД.
— Не подружимся.
— Ты скован предрассудками, твои мозги соответствуют ГОСТУ!
— А твои чему соответствуют?
В одиннадцатом классе, зашвырнув подальше футболку с Че Геварой, я все-таки пошел в парикмахерскую. У меня появилась новая Цель. Мне понадобилось два года, чтобы допереть: не в пальцах дело! И не в прическе. Целых два года.
А вам?
Меня чуть-чуть штормит от принятого алкоголя.
Охота сдернуть на край света. Я наскребаю монеток на такси. Ученые говорят: бегство от испытаний бывает разное. Химическое (алкоголь, наркотики, антидепрессанты), географическое (смена места обитания, друзей, любовников, квартиры) и артистическое (трансформация негативных чувств в произведения искусства). А если ты на заднем сиденье авто, увозящего тебя на твой личный край света, ускоряешься на бензедрине и сочиняешь путевые заметки — тогда, что за вид?.. Тогда это «В дороге» Джека Керуака…
Впрочем, какие у меня испытания?
В салоне пахнет кофе и булочками. Водитель — пожилой усатый армянин гоняет туда-сюда колесико магнитолы, ловит «Авторадио».
— Куда?
Я сказал.
— Музыка не мешает?
Я качаю головой.
Фонари будто сумасшедшие циклопы-дистрофики. Горят вывески многочисленных магазинов. Мой город меняет цвета. Он как хамелеон. Маскируется, сливается с фоном. Мимикрирует. Скоро все города на Земле станут одинаковыми. А люди? Они тоже? И куда бежать? В какой цвет хамелеон никогда не сможет перекраситься?
