Через несколько часов я опять отправился в «Глубокую вспашку» — за рулем служебного «Москвича», чтобы больше не зависеть от Дамбита и его мотоцикла.
Прежде всего я решил выяснить, что произошло с Ванадзинем, когда ему пришлось заклеивать лицо пластырем. Я зашел в медпункт и задал этот вопрос врачу. Он раскрыл книгу регистрации больных: да, восьмого сентября гражданин Ванадзинь явился к нему с пораненным лицом. Врач прекрасно помнил, что Ванадзинь говорил о нападении хулиганов в городе.
— Вы не спросили, почему он не пошел в милицию или к врачу там же в Калниене?
— Спрашивал. Ванадзинь ответил, что не хотел из-за такого пустяка пропускать последний автобус и застревать в городе.
— Допустим, — сказал я. — А не говорил ли он вам, что был в городе с какой-то знакомой девушкой?
— Нет.
— Последний вопрос: могли ли те легкие ранения, которые вы видели на лице Ванадзиня, возникнуть в результате того, что его, допустим, сбила автомашина и он ударился лицом о землю?
— Ни в коем случае! Человек не может удариться о землю одновременно обеими щеками и шеей, если только он не врежется в кучу каких-то предметов, скажем камней или дров. Ссадины и кровоподтеки могли появиться от ударов кулаком или каким-то более твердым предметом.
На этом наш разговор закончился. Итак, несчастный случай отпадает. Значит, нападение? Где? В городе? Вернувшись оттуда с Теодорой, Ояр был еще цел и невредим. Нападение, очевидно, произошло после того, как он расстался с Теодорой. Скорее всего на него напали близ Песчаного, иначе он отправился бы к врачу, не заходя домой за велосипедом. Напали... Напал, может быть, тот же человек, который потом стал убийцей.
Да, но почему Ванадзинь скрыл от людей это происшествие? Домашним и Теодоре рассказывал про какую-то машину. А врачу и товарищам на работе — о нападении хулиганов в городе. А что, если правы Барвики, которые свято верят, что убийцей был Райбач? Если бы на Ванадзиня напал незнакомый человек, Ояр не замедлил бы сообщить об этом Дамбиту. Что ж, Барвикам он мог не сказать правду, не желая расстраивать стариков. А Теодоре? Тоже не хотел? Возможно! Если нападавшим был Райбач, Ванадзиню вряд ли было бы приятно сознаться, что его поколотил соперник.
Мысли перекинулись на Теодору. Когда я впервые пришел к Залюмам, на мою голову посыпались злые упреки, предназначенные кому-то другому. Потом к Теодоре на синем «Москвиче» приехал Райбач. Не к нему ли относились эти упреки? И если да, то что за ними скрывалось?
