J'ai l'honneur d'être avec le respect le plus profond et la considération la plus haute,
Monsieur le Comte,
de Votre Excellence
le très humble et très obéissant serviteur
Alexandre Pouchkine.
13 janvier 1823. Kichenef.[82]
48. Л. С. Пушкину. 30 января 1823 г. Кишинев.
Благоразумный Левинька!
Благодарю за письмо — жалею, что проччие не дошли — пишу тебе, окруженный деньгами, афишками, стихами, прозой, журналами, письмами, — и всё то благо, всё добро. Пиши мне о Дидло, об Черкешенки Истоминой, за которой я когда-то волочился, подобно Кавказскому пленнику. Бестужев прислал мне Звезду — эта книга достойна всякого внимания; жалею, что Баратынский поскупился — я надеялся на него. Каковы стихи к Овидию? душа моя, и Руслан, и Пленник, и Noël[83], и всё дрянь в сравнении с ними. Ради бога, люби две звездочки, они обещают достойного соперника знаменитому Панаеву, знаменитому Рылееву и прочим знаменитым нашим поэтам. Мечта воина привела [меня] в задумчивость воина, что служит в иностранной коллегии и находится ныне в бессарабской канцелярии. Эта Мечта напечатана с ошибочного списка — призванье вместо взыванье, тревожных дум, слово, употребляемое знаменитым Рылеевым, но которое по-русски ничего не значит. Воспоминание и брата и друзей стих трогательный, а в Звезде просто плоский. [84] Но всё это не беда; были бы деньги. Я рад, что Глинке полюбились мои стихи — это была моя цель. В отношеньи его я не Фемистокл; мы с ним приятели, и еще не ссорились за мальчика. Гнедич у меня перебивает лавочку
Увы напрасно ждал тебя жених печальный
и проч. — непростительно прелестно. Знал бы своего Гомера а то и нам не будет места на Парнассе. Дельвиг, Дельвиг! Пиши ко мне и прозой и стихами; благословляю и поздравляю тебя — добился ты наконец до точности языка — единственной вещи, которой у тебя недоставало. En avant! marche.[85]
Приехал ли царь? впроччем это я узнаю прежде, чем ты мне ответишь. Ты собираешься в Москву — там увидишь ты моих друзей — напомни им обо мне; также и родне моей, которая впроччем мало заботится о судьбе племянника, находящегося в опале: может быть они правы — да и я не виноват…
Прощай, душа моя! Если увидимся, то-то зацалую, заговорю и зачитаю. Я ведь тебе писал, что Кюхельбекерно мне, на чужой стороне. А где Кюхе[льбекер]?
Ты мне пишешь об NN: en voilà assez. Assez так assez[86]; а я всё при своем мнении.
Ты не приказываешь жаловаться на погоду — в августе месяце — так и быть — а ведь неприятно сидеть в заперти, когда гулять хочется. Прощай еще раз.
