— Тихая-то ты тихая, Катюша, а выстрела все-таки жди! — Александр Викторович поднялся из-за стола.
Он оказался почти на голову ниже Клавдии Сидоровны, костюм на нем тоже был дорогим и нарядным. А еще я заметила, что руки у него маленькие и полные, густо покрытые жесткими волосами, на левой — золотые часы на золотом широком браслете. И брюшко, выпирало, и косолапил он и, шея у него толстая, даже в складках… А вдруг и вправду Виктор будет таким?
У парадной стояла двухцветная «Волга», Виктор открыл дверцу, сел за руль… А я вспомнила, что Клавдия Сидоровна ушла из дому, ничего не убрав со стола. И в комнате у них было как-то неряшливо: пол давно не мыт, скатерть на столе грязная… Виктор открыл мне вторую дверцу, я уселась рядом с ним на переднее сиденье, а старшие Плаховы — сзади.
Ну, Витек, — скомандовала Клавдия Сидоровна, — с ветерком!
— Будь спок, — ответил Виктор, включая мотор.
Я никогда еще в жизни не ездила так. Виктор вел машину уверенно и ловко, за рулем сидел он удивительно складно, но гнал ее так, что у меня ежеминутно от страха замирало сердце. А Клавдия Сидоровна еще покрикивала сзади:
— Жарь, Витек!
Я не вытерпела, оглянулась: Александр Викторов спокойно спал, сложив руки на толстом животе, будто сидел дома в кресле. Очень крепкие нервы у всех Плаховых.
Только в одном месте Виктор стал ехать тихо, и я увидела, что перед машиной, обезумев от страха, мечется курица.
— Спорю, что не задавишь! — сказала сзади Клавдия Сидоровна.
— На что? — спросил Виктор.
— На мои часы, — на руке Клавдии Сидоровны были золотые мужские часы.
— Лады!
Виктор, прищурившись, рывком послал машину вперед…
Мы трое оглянулись: курица лежала на шоссе. У меня стало горько во рту.
— Держи! — и Клавдия Сидоровна протянула Виктору часы.
Виктор взял ее часы, сунул в карман брюк, включил приемник, начал насвистывать в такт музыке. И Клавдия Сидоровна стала подпевать своим глубоким голосом, точно не было уже задавленной курицы, точно не пришлось ей только что расстаться с дорогими часами. «Плаховы — необычные люди», — с горькой иронией подумала я.
Дача, к которой Виктор в Солнечном подогнал машину, имела совершенно нежилой вид, окна были крест-накрест забиты досками. И людей около нее не было. Я уж решила, что мы приехали зря, но Клавдия Сидоровна протянула Виктору ключ.
— Держи.
Виктор взял его, вышел из машины, стал открывать ворота в ограде.
Я молчала, ни о чем не могла спрашивать Плаховых, потому что не хотела снова услышать рассуждения Александра Викторовича о тихонькой Катюше, которая вот-вот выстрелит. А после поняла, что и сами Плаховы почти никогда не задают вопросов. Так родители Виктора, к примеру, за целое воскресенье ничего не спросили у меня о нашей семье, о моих родителях…
