Генерал Сиверс умолк.
- Я не совсем понял, к чему вы это рассказывали? - любезно осведомился Гиндин.
- К тому, что лбом стенку как раз и прошибешь, если только бить систематически.
- Золотые слова, - сказал Гиндин и поднял бокал. - Итак, за лоб?
- За лоб, Семен Миронович. А еще лучше, за лбы.
...Внезапно раздалось какое-то утробное гоготание, всхлипы и свисты, а затем из ванны донесся плещущий шум: пошла вода.
7
На другой день генерал Сиверс встал рано, чтобы ехать на опыты. Голова у него болела, во рту был железный вкус. "Старею, - подумал он, - и выпили-то всего ничего". Он пошел мыться - кран защебетал, выронил ржавую каплю и иссяк. Сиверс неохотно умылся теплой водой из ведра; на дне отстоялся за ночь бархатистый слой ржавчины. Опять: "Старею, начинаю чувствовать неудобства". Он прошел обратно в номер, взял с подноса зачерствевший, обмаслившийся вчерашний ломтик сыра и с отвращением съел. Через пять минут должна была прийти машина. Он спустился вниз. У лестницы стоял низенький старичок, серый, как мышь, с бритой головой и небритым лицом.
- Здравствуйте, - сказал Сиверс.
- Здравствуйте, - ответил старичок трагическим шепотом, - я вас специально здесь дожидаюсь. Я Гиндин, Мирон Ильич, папа генерала.
Сиверс подал ему руку:
- Очень рад познакомиться.
- Я ждал вас, потому что имею твердое намерение с вами поговорить. Я вас ждал как спасителя!
- Пожалуйста. Чем могу служить?
- Пройдемте к нам, - сказал старичок, робко оглядываясь, - только прошу тет-а-тет, строго между нами.
- Будьте благонадежны.
Они вошли в комнату, пустоватую, точно такую, как номер "люкс" наверху, только похуже и попроще: без зеленой скатерти, без зеркала, без филодендрона в углу. Комната казалась нежилой, только на стуле, растопырив золотые плечи, отдыхал огромный генеральский китель да из-под кровати показывала стоптанные задники пара разболтанных шлепанцев.
- Вы простите, здесь не совсем порядок, не успеваю убирать. Знаете, семьдесят пять лет - это семьдесят пять лет, а жара есть жара.
Руки у старика дрожали, и он все топтался.
- Вы бы присели, - сказал Сиверс.
- Вы садитесь, вы! - воскликнул папа Гиндин. - Вот на это кресло, а я на стуле, я так, я на стуле посижу, что вы.
После короткой борьбы Сиверсу пришлось-таки сесть в огромное кресло, хранившее, казалось, отпечаток мощных плеч генерала Гиндина, а старик примостился напротив на стуле, робко поджав ноги.
- Ваше имя-отчество, позвольте узнать?
